лицо прядь волос за ухо. Движение почти нежное. Если бы после этого его пальцы не впились мне в подбородок, с силой сжимая. – Можешь возвращаться к своей сутенёрше. Мне ты больше не нужна.
Это я-то тупая дура? Такой он видит меня? Прокручиваю в памяти все эпизоды, наши стычки, и понимаю – он прав.
– Я стану лучше, не надо, – по щекам текут слёзы.
Если поначалу я планировала его разжалобить, то сейчас мои эмоции неподдельны.
Он хочет выкинуть меня на улицу. Как приблудившуюся в дом бездомную собачонку, решившую покусать хозяина, протянувшего миску с едой.
– Зачем ты мне? – вопрос как соль на рану.
Меня все бросали. Самые близкие люди. Даже папа ушёл. Из жизни. Оставив на мать, которая меня никогда не хотела.
Но к этому невозможно привыкнуть. И я готова вывернуться наизнанку, чтобы узнать, как долго продержится тот, кто успел залезть мне под кожу, пока я буду выпускать переполнявший меня яд. Проверяя его терпение и выдержку.
Я касаюсь его предплечий. Рукава закатаны по локоть. Подушечками пальцев ощущаю его горячую кожу и мягкие волоски.
– Прости меня. Я дура. Ты прав. Дай мне возможность отработать мой долг. Если ты хочешь моей покорности – я буду покорной.
Вижу, как раздуваются его ноздри. Светлую щетину на загорелых щеках. Плотно сжатые губы.
Я ведь думала, он ещё раз отшлёпает меня. Или накажет иным образом. В голову тогда не пришло, что ему надоедят игры со мной.
Отпускает меня и встаёт. Я потираю саднящий подбородок и щёки. Останутся следы, но чёрт с ними.
С замиранием сердца жду вердикта.
Глава 34
– Возвращайся в дом, Серафима. Ещё один просчёт, и можешь убираться ко всем чертям.
За эту фразу я готова была его расцеловать. Да он не позволит.
На ум пришёл момент из «Красотки». Проститутки не целуют клиентов. А клиенты – проституток.
Если после инцидента с Айратом участь обслуживать семью Сабурова меня не радовала, то теперь я смотрела на неё другими глазами.
Мне больше не нужны были деньги Ратмира. Мне нужен был он сам.
Выяснилось, что одежда, в которой я попала в больницу, выстиранная и выглаженная Нур, хранилась на одной из полок в длинной гардеробной хозяина квартиры. Там, куда мой нос не добрался.
Сабуров буквально выпроводил меня из своей квартиры.
– Будь в «Раздорах» по расписанию начиная с завтрашнего дня, – поправляя манжеты, привычно отдаёт мне приказ.
Прикусываю кончик языка, чтобы не сказать: «Да, хозяин».
– Хорошо, – отвечаю покорно, опустив глаза в пол.
Скрываю веселье.
Теперь, когда всё прояснилось, я испытываю настоящую эйфорию. И облегчение. Мысль о том, что я могла потерять связь с ним, меня не на шутку напугала.
Отдав поручения, он окончательно утратил ко мне интерес.
Облачившись в своё шмотье, ускользнула из дома. На этот раз охранник даже не взглянул на меня.
Первым делом стоило навестить Анечку. А затем объяснить прогулы тренеру. Удивляюсь, как меня ещё не выгнали из спортшколы.
Марина Юрьевна изучала мой больничный лист минуту. Молча.
– Очередная беда приключилась, Серафима, – качает разочарованно головой, – с тобой просто невозможно иначе.
Я опускаю ресницы и поджимаю губы. Редкий случай, когда мне нечего сказать в свою защиту. А повторять в тысячный раз одни и те же заверения не хочется. Я каждый раз подвожу её.
– Я виновата, Марина Юрьевна, – комкаю оттянутый рукав спортивной куртки.
Стыдно.
Меньше бы думала, как досадить Ратмиру и вызвать его ревность, а больше времени посвящала тренировкам, избежала бы передряг.
– Надо проверить, Спичка, неужто на нас наслали саранчу, раз ты впервые на моей памяти признаёшь ошибки. Мне даже как-то тревожно. С тобой всё в порядке?
Тонко чувствую настроение тренера. Радушное.
Как самая рьяная отличница-зубрила, я поднимаюсь со стула:
– Абсолютно. Разрешите вернуться к тренировкам?
– Иди, Спичка.
Я ожидала худшего. И на этот раз моё поведение вовсе не выверенная стратегия битвы. Но странно, что честность сработала.
Сев на лавочку в раздевалке, я печально наблюдала за кончиной очередных чешек. Выбросила их мусорное ведро и достала из шкафчика новые.
– Неужели к нам снова вернулась блудная овечка, отбившаяся от стада? – раздаётся рядом голос Анфисы. Моей заклятой подружки. И соперницы.
– Да, козочка. Чтобы ты не расслаблялась, – искривляю губы в искусственной улыбке.
Она стоит в своих дорогих шмотках, успев переодеться после тренировки. Мы занимались в разное время. По воле тренера. Иначе потасовки могли закончиться дракой.
Прислонилась к стене плечом и наблюдает за мной.
– Слышала, что теперь ты вылизываешь полы в доме Сабуровых, – кидает заготовленную бомбу.
Если знает Анфиса – знают все.
Впрочем, я нахожу сразу плюс – гораздо паршивей было бы, знай она, что я пыталась подработать в эскорте.
– И откуда, интересно, ты берёшь этот бред? – смотрю на неё прищурившись. Блефую.
Проверяет, правду ли ей донесли, а после пустит слух по всей школе. Знаем. Плавали. И когда дойдёт до тренера, проблем не избежать. Моя занятость вовсе не станет оправданием для неё. Наоборот. Она поймёт, что мне не до тренировок, раз настолько требуются средства.
– Из надёжных источников, Спичка, – победоносно улыбается, но, не выдержав, добавляет: – Моя старшая сестра – его девушка.
Москва – деревня! Все друг друга знают, особенно в узких кругах богатых людей. А я-то думаю, почему повадки мымры с пережжёнными волосами кажутся знакомыми. Яблочко от яблони.
– Ну так сообщи ей, что если я там что-то и делаю, то не полы лижу, а… – надавливаю пару раз языком с внутренней стороны щеки, имитируя минет, и подмигиваю ей.
Нагоняю пурги. Пусть теряется в догадках.
– Ага, как же, ещё скажи, что Сабурову.
Пожимаю загадочно плечами и смываюсь из раздевалки.
Вот коза.
Не Анфиса. А её сестрица. Блондинка Ратмира.
В голову приходит бредовая идея.
Забрав со стоянки дедушкину шестёрку, я решаюсь на последний отчаянный шаг. Да-да, я всё знаю. Я чокнутая. Больная. Идиотка. Но этот порыв сильнее меня.
Заезжаю в ближайший магазин с косметикой и покупаю там самый дорогой крем для удаления волос – у него менее химозный запах из всех. Видела я на полочке в ванной комнате маску для светлых волос.
Кое-как миновав охрану, которая давно запомнила моё личико, направляюсь к лифту. Боже, только бы хозяина этих апартаментов не оказалось дома. Объяснить ему своё появление будет нелегко.
Домработница не спешила пропускать меня внутрь.
– Нур, ну пожалуйста, – смотрю на неё умоляющим взглядом, прижимая руки к груди, – я оставила где-то в ванной комнате серёжки моей мамы. Они дороги мне как память. Разреши поискать.
– Хозяин не велел, – отвечает как заезженная пластинка.
– Умоляю, Нур. Он ни о чём не узнает. Клянусь.
Женщина поджимает губы, но впускает.
Операция длится буквально пять минут. Остатки маски смываю в сток, а её место в тюбике занимает крем для депиляции.
Может, мой план и не сработает. И этой шаболде не представится больше шанс посетить его ванную комнату (чему я буду несказанно рада). В таком случае никто не пострадает. Вряд ли Сабуров использует маску для
