— Вот именно! Зачем же ты ввязался в эту историю?.. Твои десять суток — это уже посерьезней!
— Я в таком подвесе… — отвечал Берестов, — по мне хоть полгода здесь просиди — хуже не станет.
— Следствие закончилось?
— Близится… Я им теперь не нужен. Там уже серьезные конторы работают…
— Как же так!? — возмущался капитан, — такое дело, а тебя сюда упрятали!? Не понимаю!
— Откуда коменданту знать? И что уж в этом приключении особенного?
— Ну, наше-то — гарнизонное начальство, обо всем ведает! Могли бы как-то посодействовать, объяснить коменданту, что дело, мол, нетривиальное…
— Макс… Пока Москва держит большой палец горизонтально, здешнее командование, приготовив в одной руке удавку, в другой сахарную кость — с вожделением ждет, куда он в конце концов покажет — вниз, или вверх.
Они помолчали. Владислав смотрел в серую побелку бетонного потолка и о чем-то думал. Максим достал записную книжку и, листая её, что-то искал. Найдя нужную фамилию, он оживился и предложил:
— Есть у меня один знакомец в военной прокуратуре. Хочешь, позвоню ему? Вдруг — прояснит ситуацию?!
— Ты дождись сначала освобождения, — посоветовал пилот, — а там посмотрим…
Он встал с неудобной кровати и, прихрамывая, прошелся по камере. Вынув из кармана кителя сигареты, предложил капитану и прикурил сам. Дым вытягивало сквозь щели маленького окошка, и приятели не опасались внезапного визита коменданта.
— Ты в курсе, что Саша примчалась, как только узнала о твоем возвращении? — поинтересовался капитан.
Пожав плечами и, сделав ещё пару затяжек, Берестов затушил сигарету о каблук ботинка. Лихачев же взял у приятеля окурок и вынес следы нарушения в умывальник. Вернувшись, мечтательно произнес:
— Нет, определенно Александра — умница. Вся в учебе! Третий курс уже окончила — одни пятерки в зачетке.
Летчик продолжал угрюмо молчать.
— У тебя не появлялось мысли о более серьезных с ней отношениях? — не унимался Макс.
— Незавидный из меня нынче жених…
— Ну, мало ли в жизни трагедий случается!? Не вешай носа — все образуется!
— Теплится слабая надежда…
Вскоре новых «постояльцев» пригласили на ужин. Пройдя в начало коридора — в комнату для свиданий, они сели за длинный стол. Помещение по размеру было точно таким же. Лишь стены чуть более радовали глаз светлой краской, да яркое освещение заставляло жмуриться после тусклой лампочки их, теперь родной, камеры.
На ужин подали алюминиевые чашки со стряпней из матросского камбуза соседней воинской части. Тушеная капуста, кусок вареной рыбы, чай…
— Да-а… — пробормотал капитан, — я успею сбросить только пару килограммов, а вот ты готовься к серьезным испытаниям для желудка.
— Иногда полезно… — отвечал майор, доедая свою порцию.
— Ничего, — не унывал Лихачев, — девчонки мне с собой знаешь, сколько всего насовали?! И подъехать завтра обещали. С голоду не помрем!
— Найдут ли они эту помойку?
— Ты что ли не знаешь их? Под землей отыщут! Кстати, характеры у них похожие, одно слово — сестры…
После «обильного» приема пищи, офицеры достали привезенную с собой литературу и снова заняли места на койках. Но тусклый свет заставлял чрезмерно напрягать глаза, и вскоре утомительное чтение поднадоело.
— Влад… — неуверенно начал Максим, — я ведь толком ничего и не знаю… Поведай, как дело-то у вас происходило после приводнения?. Не хотелось бы довольствоваться слухами…
Капитан повернулся на бок — к майору лицом и приготовился слушать. Тот нехотя захлопнул и положил на стол книгу. Тяжело вздохнув и помолчав, глядя куда-то сквозь потолок, он стал тихо и неторопливо озвучивать тягостные воспоминания…
Около часа летчик глухим голосом рассказывал о том, как проходила эвакуация и попытки спасти обитателей кормы. Затем замолчал и лежал, какое-то время, прикрыв глаза. Ни один звук не нарушал установившейся в камере тишины. Инженер, осознавая состояние друга, не хотел более тревожить вопросами.
«Не дай Бог, пережить подобное, — размышлял он, представляя, как на глазах командира начал умирать его экипаж, — те двое, наверное, были ещё живы, когда самолет погрузился под воду. Не приведи Господь — такую смерть…»
Лихачев вспомнил напряженное волнение в гарнизоне, после того, как пропала связь с самолетом-разведчиком…
* * *
Осторожно прикрыв за собой входную дверь, Максим увидел вышедшую из комнаты Настю.
— Привет, — улыбнулась она, — на сегодня все? Ужинать сразу будешь?
Капитан переминался с ноги на ногу, не зная с чего начать…
— Ты давно дома?
— Часа три уже, а что?
«Значит, ещё ничего не знает…» — решил он, снимая черную форменную шапку с высокой морской кокардой и пристраивая на вешалке теплую техническую куртку.
— А что случилось, Макс?
Повернувшись, Лихачев нерешительно, отводя взгляд в сторону, подошел к жене. Та, уже догадываясь по его виду, что произошло нечто неординарное, стояла и молча ожидала объяснений. Он обнял её за плечи и, тихо сказал:
— Настенька, два часа назад с экипажем Владислава потеряна связь…
После небольшой паузы, не своим голосом она спросила:
— Когда должен был приземлиться самолет?
— Уже прошли все сроки. Началась поисковая операция…
Девушка медленно повернулась и, войдя в зал, без сил опустилась в кресло. Бледное лицо казалось совершенно безжизненным и не выражало ни малейших эмоций. Сухие, без слез глаза смотрели куда-то сквозь стены в бесконечность пространства…
Максим принес с кухни воды и, присев рядом на диван, протянул чашку. Но Анастасия, покачав головой, встала и, направляясь в спальню, еле слышно прошептала:
— Ты покушай… там все на плите… Я пойду, прилягу…
Спустя каких-то двадцать минут, после того как ТУ-16 не вернулся в заданное время с задания, началась суматоха спасательной операции. Несколько авиационных частей расположенных близ береговой черты, раз за разом посылали самолеты и вертолеты в предполагаемый район катастрофы. Десяток кораблей флота были одновременно задействованы в поисках пропавших авиаторов…
Но лишь через сутки нервного и тягостного ожидания, в дом офицеров доставили тела трех найденных членов экипажа. Трех остальных, включая Берестова, продолжали искать и только через пять дней, когда угасла последняя надежда, поисковую операцию завершили. Комиссия, не имеющая ни свидетелей происшедшего, ни фактов, объясняющих причины катастрофы, работала недолго. Через две недели председателем — долговязым генералом их штаба Авиации Флота был подписан акт с официальным, сухим выводом: «…остальных членов экипажа считать пропавшими без вести». Эту фразу долго повторяли в гарнизоне, хотя почти все, не произнося это вслух, понимали — их никогда уже не увидеть…
