защищать мать, быть послушным.
– Я смогу, – кивнул мой трёхлетка со всей серьёзностью, но его чистые глазки затуманились слезами. – А тебя… тебя я больше не увижу, папа?
На последнем слове его голосок дрогнул, и две крупные слезинки скатились по щекам.
– Конечно увидишь, Хажира! Но через время. Совсем недолго нужно подождать, и мы снова встретимся.
– Обещаешь?
– Слово даю.
Нафиз крепко прижался губами ко лбу сына, а потом встал и поставил его на землю. За воротами уже урчала машина.
– До встречи, Хэриб, – он мягко склонил голову, но я не выдержала и, поправ все церемонии, правила и приличия, бросилась ему на шею.
– Я люблю тебя, Нафиз, люблю, – прошептала исступлённо, ощущая невероятную горячую волну в груди. – И я жду тебя. Жду! Ты обещал!
– Знаю. Жди.
Мы крепко поцеловались, а потом я села в машину, где меня уже пристёгнутым в детском кресле ждал Петя.
Всё что происходило дальше, вызывало у меня стойкое и неприятное чувство дежавю. Молчаливый водитель, быстрая езда, несколько пересадок. Разница была лишь в том, что маленькое и дорогое мне сердечко билось не у меня в животе, а рядом. А ещё, что очень важно, не было того болезненного, рвущего на куски чувства, что я предаю любимого.
– Мама, а ты не заболеешь в самолёте, как тогда, когда мы летели сюда?
– Нет, сынок, всё будет хорошо, – обняла его я, наблюдая в иллюминатор, как самолёт удаляется от земли, взмывая в небо. – Всё будет хорошо.
Говорила Пете, но убеждала себя. Было страшно за себя, за сына, за Нафиза. Он обещал, но я понимала, что не всё так просто, и ему предстоит тяжёлый бой.
* * *
Первые три дня мы с Петей пробыли в отеле в Казани, потом улетели в Питер. Счета, документы – всё было оформлено. Денег было более чем достаточно, а через неделю на счёт капнула ещё крупная сумма. Нам с сыном бы хватило и той, что была изначально. Лет на пять точно бы хватило. Но Нафиз в финансовом плане мыслил другими категориями.
Я сняла квартиру в одной из новостроек Питера. Мы с Петей старались вести обычную жизнь, которая была у нас в России. Гуляли, занимались, ходили в небольшой клуб творчества. Всё было так, будто мы не провели эти несколько месяцев в Эмиратах в роскошном дворце шейха, а я не прошла путь от боли и ада, до возрождения любви.
А ещё я следила за новостями. Хорошо, что благодаря профессии, была в курсе, каким СМИ можно доверять, а какие относятся к инфопомойкам.
Информации было мало, и в основном о туризме и о строительстве. О внутренней политике восточных стран немного можно узнать из наших новостей.
Так же, как и в предыдущие несколько недель, сегодня мы с Петей пришли с детской площадки. И я, пока переодевалась и убирала вещи в шкаф, а Петя побежал в свою комнату играть с новым самосвалом, включила телевизор на новостном канале.
Сначала даже не обратила внимание, что там говорили. Просто фон. А потом…
– А теперь новости зарубежья, – деловым тоном проговорила дикторша. – В Объединённых Арабских Эмиратах сегодня день скорби. Накануне, около семи утра его высочество шейх Нафиз бин Абади аль-Айад, правитель эмирата Аль-Дахи, официальный преемник Премьера – Верховного шейха, погиб в чудовищной автокатастрофе…
Я замерла, тупо моргая и глядя на экран. Нельзя было отмотать, чтобы прослушать ещё раз, потому что это были новости в прямом эфире. Я стояла и смотрела, чувствовала, как крепко непроизвольно сжимаю челюсти, что зубы вот-вот покрошатся.
– Его автомобиль на высокой скорости столкнулся с грузовым микроавтобусом, перевозившим легковоспламеняющиеся лакокрасочные материалы, и взорвался. Обезображенные тела шейха, его водителя и охраны были найдены в водах Персидского залива. Траурная церемония назначена…
Она что-то ещё говорила и говорила, но я уже не слышала. Шум крови в собственных ушах стал таким громким, что я с силой прижала ладони к голове.
Ты солгал, чёрт тебя дери, Нафиз! Солгал! Позволил им победить. Позволил навсегда забрать тебя у меня…
Раннее утро.
Я люблю это время, когда всё только начинает просыпаться. Воздух в эти час-полтора особенный. Даже над морем.
Люблю смотреть на искрящуюся воду под лучами недавно проснувшегося солнца. Впитывать эту тишину, разбавленную лишь размеренным плеском и далёкими криками чаек.
Я опускаю глаза и наблюдаю, как из-под моих пальцев мягкий прибой вымывает песок. Приятно.
Каждое утро я прихожу сюда и дышу. То вглядываюсь вдаль, то прикрываю глаза. Облизываю губы, которые уже через пару минут становятся солёными от мельчайших брызг, приносимых морским ветром.
Море всегда меня успокаивало. Давало нырнуть в воспоминания, дарило надежду. Погружало в особенное состояние спокойствия и вдохновения.
Потом я сажусь на небольшие валуны возле пирса, подложив коврик, открываю ноутбук и прикасаюсь пальцами к клавишам.
Я описала в книге всё, что произошло со мной. От жаркого знакомства с неизвестным арабским парнем, что свёл с ума, до моего второго побега из Эмиратов с сыном на руках.
Сегодня сложная глава. Мне нужно вспомнить и записать свои эмоции, что поглотили меня, когда погиб Нафиз. Они были ошеломляющими. Такими сильными и болезненными, словно меня ударили. Я физически ощущала эту боль, когда зазвенел каждый нерв, натянутый струной, каждая мышца ушла в спазм.
Прошло уже несколько лет, а меня до сих пор бросает в дрожь, когда я вспоминаю тот момент, будто в сердце кто иглу вгоняет.
Больно. Больно даже вспоминать, но я должна. Должна выплеснуть это в текст, чтобы оно не травило меня, не ломало, приходя в кошмарах.
Поднимаю горсть мелкой гальки и бросаю в воду. Камешки входят в воду тихо, почти без всплеска. Вода поглощает их, скрывая в своей пучине. И только один каким-то чудом отталкивается и соприкасается с водой дважды.
Так и жизнь делает с нами. Иногда она поглощает нас тихо, иногда мы оставляем громкий всплеск, а иногда нам даже удаётся хоть раз оттолкнуться, чтобы пройти больше.
В моей жизни было всё. Я и отталкивалась, и громко заявляла о себе, и тихо “уходила под воду”.
– Ты опять ни свет, ни заря? – он подходит тихо и присаживается рядом. – Пишешь?
– Только собралась, но что-то никак с мыслями не соберусь. Последняя глава осталась, – улыбаюсь, когда моей щеки касается нежно мужской большой палец, проводит до уголка губ и к подбородку. – А ты почему не спишь, Никита?
– Не спится, – пожимает плечами. – Петя и Мира спят. Я ушёл тихо. Хочешь чаю?
Он протягивает мне чашку с дымящимся напитком. Я киваю и беру, обнимая ладонями горячий фарфор. Не только рукам, но и сердцу становится тепло.
Я смотрю на мужа и делаю глоток. И вдруг мысли складываются сами собой. Подтягиваю ноутбук ближе и проваливаюсь в текст, а Никита сидит тихо, тоже уходит в себя, в свои воспоминания, наверное.
Тогда, в тот ужасный день всё перевернулось. Что-то внутри меня сильно треснуло. Надломилось настолько, что я едва смогла взять себя в руки, чтобы не распластаться на полу в приступе горя перед трёхлетним сыном.
Онемела. Ошалела от острой боли. Но я обязана была сохранить себя вменяемой ради сына.
Рассказать всё сыну в тот вечер я так и не смогла. А утром мы собрали вещи, сели на поезд и отправились к морю. Оно всегда давало мне сил, а в этот раз я нуждалась в них как никогда.
Расположились в небольшом отеле в прибрежном посёлке. Была поздняя осень, и людей, к счастью, было мало. Мы оставили вещи и пошли прогуляться к пляжу. Петька по дороге то один камешек хватал, чтобы забрать с собой, то другой, а я шла и про себя подбирала слова, как сказать ему, что его отец больше никогда не придёт.
На море было волнение, и мы не стали подходить близко. Да и шум был сильный от волн и ветра.
– Петь, – начала я, а саму душили слёзы. – Папа…
– Скоро приедет, да? – оживился сын. – А я всё жду! Долго он!
– Нет сынок, – я присела перед ним, взяла за руку и посмотрела в глаза. Он маленький,
