две вилки спагетти и жевал их очень долго. Через пару минут Бенгт откашлялся и посмотрел на меня.
– Это ты новенький?
– Даниель, – ответил я.
– Ммм, – пробурчал он сквозь серебристо-седую бороду.
Пара ребят уже поели, но все еще сидели за столом, опустив головы, и чего-то ждали. Только когда Бенгт закончил есть и вышел из кухни, они тоже встали. Один из взрослых парней с рыжими волосами и веснушками на лице, остальные называли его Каспером, хмыкнул в мою сторону:
– Новенький моет посуду.
– Ингегерд сказала, что тот, кто готовит, не моет посуду, – возразил я, но он и еще двое ребят уже вышли из кухни. Остался только один парень. Он был темнокожим, щекастым, и я подумал, что именно его зовут Али. Не говоря ни слова, он принялся ставить посуду в посудомоечную машину. Я перенес все тарелки на стол, возле которого он стоял, собрал в контейнеры оставшуюся еду и вытер стол.
– Спасибо за помощь, – сказал я, когда мы закончили, но Али вышел с кухни, даже не взглянув на меня.
В полном одиночестве я вышел во двор и натянул бейсболку поглубже на лоб. Слезы обжигали мне веки. Я не понимал, как смогу выжить здесь. Мне страшно хотелось домой. Я хотел обратно в Мальмё, в нашу маленькую квартиру и мою неприбранную комнату. Я хотел есть на своей кухне и спать в своей постели. Я разозлился. Зачем я пошел за Джексоном в тот вечер, зачем взял у него нож? Нужно было действовать умнее, нужно было подумать о том, что может случиться. Теперь вся моя жизнь рухнула. Она уже никогда не будет прежней. Все, с кем я буду знакомиться с этого дня, будут считать меня преступником, с которым нельзя иметь дело. Случившееся отпечаталось в моей ДНК.
По шоссе проехал желтый автобус. Я услышал удаляющийся звук мотора и захотел побежать за ним. Забрать мои вещи и просто удрать, но меня остановила мысль о том, что Улла-Бритт вернет меня обратно и мне придется снова встретиться с Ингегерд.
Я думал о Резе, о том, как соскучился по нему и по спортзалу. После того как ко мне пришла полиция, я написал ему, что мы какое-то время не увидимся. Он спросил, что случилось, но для меня было невыносимо знать, что он будет во мне разочарован, поэтому я просто не ответил, ну и он тоже больше ничего не написал.
Я шаркал ногами по земле и слышал, как маленькие камушки царапали мою обувь. Коровы беспокойно мычали в хлеву, а Рэмбо лаял и рвался с цепи. Он скалил на меня зубы, а я думал о том, что произойдет в тот день, когда ему удастся вырваться.
Когда я подошел к бараку, Каспер выглянул из-за угла. Он помахал мне, и я нехотя подошел к нему.
– Иди за мной, – сказал он.
Мы обошли вокруг здания и приблизились к покосившимся скамейкам.
– Это самое лучшее место, – сказал он. – Они сюда никогда не приходят.
Я сел и почувствовал, как прогнулась подо мной вся конструкция. Я стряхнул с пальцев ошметки облупившейся краски. Каспер вытащил косяк из нагрудного кармана.
– Хочешь?
Я помотал головой и посмотрел на горизонт. За полем находился лесистый холм, плотно заросший лиственными деревьями, но понять, насколько он большой и что находится за его пределами, было невозможно. Слева стоял дровяной сарай. Он весь прогнил, а ржаво-коричневую крышу покрывал толстый слой мха. Рядом с тропинкой, поворачивавшей к сараю, кто-то поставил набивное желтое кресло. Его впихнули под плакучую березу, и новые ветки уже проросли сквозь него, через всю спинку проходил огромный разрез, из которого словно серая пена вылезала набивка.
– Откуда ты?
– Из Мальмё.
– Я из Сольны. Надолго ты здесь?
– До конца полугодия.
Он зажег сигарету и глубоко затянулся, одновременно выдохнул и рассмеялся:
– Ага, мне они тоже так говорили, а на самом деле я тут второй год. Именно поэтому мне и нужно вот это вот, – он кивнул на косяк. – Чтобы выдержать.
– Выдержать что?
– Да все, – сказал он. – Ингегерд и Бенгт как два надзирателя. Пока ты ведешь себя тихо и делаешь все, что тебе говорят, им на тебя плевать, а вот если нарушаешь правила или создаешь проблемы, сразу же попадаешь в ад.
Он протянул мне руку и показал красный шрам через всю ладонь. Я не решился спросить, откуда он у него, и вместо этого поинтересовался, как школа.
– Каникулы по сравнению с той работой, которую мы выполняем здесь. В выходные увидишь.
Каспер выдохнул маленькое облачко дыма и прислонился головой к стене.
– А как остальные?
– Робин и Кваме нормальные, а Али чертов псих. – Он хмыкнул. – Берегись его, он застрелил одного парня. Приставил ему ствол к башке и нажал на курок, так, что мозги разлетелись. А я всего лишь наркотой барыжил. А ты чего здесь?
– Драка, – сказал я, не вдаваясь в подробности.
Каспер кивнул и прежде, чем я успел среагировать, стащил у меня с головы бейсболку и надел на себя. Это Philipp Plein, мне ее на Рождество Реза подарил, я сразу же пожалел, что вообще взял ее с собой.
– Красиво, – сказал Каспер, вертя бейсболку туда-сюда. – Мне идет, а?
– Ага, – сказал я и забрал бейсболку.
– Точно не хочешь? – спросил он, еще раз протягивая мне косяк.
– Нет.
– Ладно, но, когда передумаешь, ты знаешь, кого надо попросить.
Мы сидели молча до тех пор, пока не зашло солнце и все погрузилось во тьму. Тени стали длиннее, и я почувствовал, что кто-то нас слушает. Я заметил какое-то движение, не мог различить ничего конкретного, но ощущал взгляд кого-то невидимого. Он внимательно разглядывал нас, и впервые мне захотелось вернуться в комнату.
Когда зажужжали комары, я пожелал Касперу спокойной ночи. Он сказал, что автобус уходит утром без двадцати пяти восемь и мне стоит на него успеть.
Я умылся и забрался на холодную простынь. Теперь, когда я поговорил с Каспером, мне стало немного легче, и я подумал о том, что, пожалуй, все обойдется.
Телефон снова зажужжал – еще одно сообщение от Джексона. Он спрашивал, где я, и выражал надежду, что со мной все хорошо. Я отложил мобильный в сторону, повесил бейсболку на спинку кровати и закрыл глаза. Я очень устал, но звуки, раздававшиеся из-за бумажных стен, мешали мне. Кто-то бродил по комнате и болтал по телефону, кто-то мылся в душе. Трубы гудели и булькали каждый раз, когда кто-то включал воду.
Я отвернулся к стене и свернулся в клубок. Я не хотел
