думать о том, что рассказал Каспер об Али. Я попытался определить, сколько ему лет, но это было непросто. Может, он мой ровесник, а может, на пару лет старше. Потом я подумал о том, что, если он действительно кого-то застрелил, его должны были посадить за решетку.
Спустя какое-то время я заснул и проснулся только в половине седьмого от звонка будильника. Шторы висели под странным углом, к тому же они были короче окна, так что под ними пробивался слабый свет. Я сел и протер глаза. Натянул джинсы и вышел в туалет. Мои босые ноги ступали по холодному линолеуму, и я подумал, что в следующий раз стоит надеть обувь. Я почистил зубы и умылся, по пути обратно услышал, что остальные тоже проснулись. Только полностью одевшись, я понял, что моя бейсболка исчезла. Она не висела на спинке кровати, так что я наклонился, чтобы поискать ее на полу, но и там ее не было. В животе образовался комок. Кто-то заходил в мою комнату, пока я спал. Моей первой мыслью было, что Каспер подшутил надо мной, но я тут же понял, что это мог быть и любой другой парень, и комок стал еще тверже.
Я проверил, что деньги так и лежали под матрасом и что никто не трогал мои вещи в шкафу. Я подумал, не стоит ли рассказать об этом Ингегерд, но вспомнил слова Каспера о тех, кто создает проблемы. Так что лишь пнул ногой белое пластиковое ведро для мусора так, что оно пролетело через всю комнату и ударилось об стену.
Снова зажужжал мобильный, я опустился на кровать и прочитал сообщение от Джексона. «Эй, приятель, нам всем интересно, куда ты пропал. Напиши мне, если захочешь поболтать».
Грудь стало нестерпимо жечь. Никогда раньше мне не было так одиноко. Я не мог доверять здесь ни одному человеку. Казалось, что я просто уплываю из реальности. Я увидел себя со стороны и понял, какими ужасными будут ближайшие месяцы.
Я долго смотрел на мобильный, а потом открыл окошко для ответа. Здесь, в чертовом хлеву на окраине Шёбо, я написал ответ и нажал на кнопку «Отправить».
Чейз приходит снова, но в этот раз в совершенно ином настроении. Я решил, что он узнал, в чем меня обвиняют, но он сказал, что у него выдался очень непростой день, и я расслабился.
Кто-то украл катализаторы из его машины, из-за чего он опоздал на похороны. А когда решил ехать сюда на велосипеде, прямо на перекрестке у него слетела цепь.
Мне хочется спросить Чейза, кого хоронили, но потом я решаю, что это неуместно. Чейз глубоко вздыхает и качает головой, потом смотрит мне прямо в глаза.
– О чем хотите поговорить сегодня?
Я пожимаю плечами. В прошлый раз, когда он приходил, слова текли совершенно свободно, но сейчас я не знаю, о чем говорить. И все же я рад, что он здесь. Я удивился, что они разрешили ему прийти еще раз на этой неделе.
– Может быть, поговорим о чувстве вины? Вы чувствуете вину за что-то?
Обычно мне кажется неуютным, когда молчание между не слишком хорошо знакомыми друг с другом людьми затягивается, но сейчас я вижу, что Чейз откинулся на спинку стула и дает мне время подумать.
– Я совершил много поступков, за которые мне стыдно, – отвечаю я.
– Например?
– Когда мне было семнадцать, я избил одного человека. И меня приговорили к пребыванию в колонии для несовершеннолетних.
Чейз проводит рукой по светлым волосам.
– То есть вы отбыли свой срок заключения и тем самым искупили свою вину, и все-таки вам стыдно?
– Да.
– У вас была возможность извиниться перед человеком, которого вы избили?
– Я написал ему письмо, но не знаю, получил ли он его.
– То есть вы не знаете, простил ли он вас, – подчеркивает Чейз. – Чувство вины и стыда часто приводят к язвам в нашей душе. Из-за этих чувств мы считаем себя ни на что не годными.
– Да, пожалуй, – говорю я и задумчиво киваю.
– В церкви принято различать понятия «вина» и «стыд», – продолжает Чейз, складывая руки пирамидкой. – Более традиционный священник сказал бы, что стыд – это уловка дьявола, пытающегося обмануть человека и заставить его поверить в то, что он не имеет никакой ценности, что его нельзя любить, нельзя простить. Стыд заставляет нас скрывать наши ошибки вместо того, чтобы признать их. А вот чувство вины, напротив, даровано Богом. Оно является признанием того, что все люди могут совершать ошибки. Благодаря этому чувству мы стремимся исправить совершенное, чтобы Господь простил нам наши грехи. Так что вопрос в том, чувствуете ли вы вину за совершенные вами поступки или стыд от того, какой вы?
Солнце, выглядывающее из-за свинцовых туч, рисует на стене светлый квадрат. Я думаю, что мне стыдно за то, как все это отразилось на моей семье. Они не имеют ни малейшего понятия о том, что происходит, поэтому им приходится составлять картинку из того, что рассказывают им другие. Но больше всего мне стыдно за то, что я здесь, что я такой человек, которого общество считает необходимым держать взаперти. Если бы я не сделал того, что я сделал, если бы меня не было в реестре преступников, возможно, полиция вела бы это дело совершенно по-другому.
Я не отвечаю, и Чейз наклоняется ближе.
– Если есть на свете кто-то, у кого вы хотели бы попросить прощения, помните, что сделать это никогда не поздно. Бог слышит вас, – говорит он, мягко улыбаясь. – В чувствах вины и стыда нет ничего плохого, они просто означают, что человек осознает: он поступил вопреки принятой морали. Но я начинаю переживать, когда понимаю, что это единственное, что чувствует человек. Однажды я разговаривал с человеком, который убил своего брата. Они жили на хуторе, который унаследовали от своих родителей, и когда один из братьев выяснил, что второй украл деньги из общей кассы, он взял молоток и забил его насмерть. Хотя речь шла всего о нескольких сотнях крон, этот человек решил, что его вины в произошедшем нет. Брат предал его и был справедливо наказан. Я пытался переубедить его, потому что опасался, что вина, которую, как он утверждал, он не чувствует, съест его изнутри. Для меня было очевидно, что он застрял в стадии отрицания, потому что правда была слишком ужасной. И я оказался прав – в годовщину смерти брата он совершил самоубийство.
Мы снова молчим, и я думаю о том,
