И такая спокойная, смиренная мысль, медленно и уверенно заработала в голове— «Такова моя судьба, я ничего не сделал для того, чтобы попасть в такие обстоятельства, все происходит не по моей воле, не согласно моих действий, а значит это воля того, кто свыше распоряжается всем и каждым! А я-то идиот всю жизнь имел убеждение, что я сам делаю выбор каждый свой день, каждое мгновение…».
Он медленно открыл глаза и повернул голову в сторону Джона Утермена.
— Вероятно, я вас непреднамеренно подвел под весь этот ужас! Я не думал, извините.
Утермен даже нашел в себе силы усмехнуться.
— Да… Бросьте вы! Причем здесь вы! Эти яхи кочуют по Америке то тут, то там, просто нам не повезло, а может это судьба? И мне себя не жалко, как ни странно, моей семье остаться без меня будет тяжело, ранчо, там нужна мужская сила! А встретиться с Господом я не боюсь, не знаю почему, сам не понимаю, почему?
Сознание помутнело и уже как в бреду, сквозь туман, застилающий глаза, он видел приближающиеся силуэты, высокую прическу, что казалось ему размытым овалом с чем-то круглым на голове и шум, голоса, горячий шлепок по щеке, разрезавший холод и легкое омертвение. Ему в лицо плесканули ушат холодной воды, неизвестно откуда взявшейся в этих местах, вероятно поблизости был водоем и тупая, ноющая боль вернулась терзать тело обратно. Артур тихо простонал и уже с безразличием ко всему происходящему, поднял взгляд на того, кто стоял перед ним.
Глаза индейца изучали его с любопытством, но были настолько серьезны, словно это рассматривание своего пленника являлось для него решение сложной математической задачи, но той колкости и зла, что были с самого начала их неожиданного знакомства, в них не было. Его окончательно привела в чувство боль, резанувшая по груди, когда индеец острием ножа стал чертить на его груди какие-то линии. Алая кровь появлялась после каждой вырезаемой черты и это не то, чтобы доставляло насильнику удовольствие, а было почему-то для него значимым. Артур со всей силы стиснул зубы и его взгляд наполнился жгучей ненавистью к со делавшему это!
Но высокий индеец с куксой на макушке головы резко отошел в сторону, уступив место дряблому, сморщенному старику с выцветшим совсем цветом глаз, который своими бесцветными глазами, как въедавшийся в тело червяк высверливал его взглядом, долго и напряженно, а затем запустил палец в одну из нанесенных ран и хорошенько вымазал его в крови. И эту кровь стал нюхать, словно смакуя, и пробовать на вкус, не понятно, что для Артура, определяя. Потом самым странным для всех движением поднял руку и опустил, быстро произнося фразы стоящим рядом с ним индейцам и резко потеряв интерес к Войцеховскому, они принялись проделывать все то же самое с Джоном Утерменом. После этого их сняли с деревьев и оставили лежать на земле.
Войцеховский снова потерял сознание и спустя какое-то время, вернувшись из небытия, он пришел в себя при полном свете и тишине. Ему показалось что он совершенно один, но приподнявшись на локте правой руки, обнаружил рядом сидевшего Джона Утермена. Тот с широкой улыбкой посмотрел на него, видя, что Артур очнулся и произнес:
— Молиться, молиться и еще раз молиться! Вы молились в это время или нет?
Артур смутно понимал логику вопросов, но отрешенно ответил — Как мог!
— А я ревностно молился и вот, сила Господней мышцы спасла нас!
— А где индейцы? — удивленно спросил Артур.
— Хрен их знает и Бог с ними! Они потеряли к нам всякий интерес и исчезли.
Артур машинально потрогал себя по голове.
— И даже скальпы не сняли?! — и тут, обнаружив у себя на груди влажную, пахнущую землей траву, а это оказались большие листья мальвы, вопросительно посмотрел на Утермена.
— Раньше сняли бы, а теперь 20 век на дворе, как вы выразились и даже они считают это пережитками первобытного прошлого. Черт подери, скажу я не как бывший проповедник, не понимаю…, то ли им надоело самим убивать? То ли уже смысла в этом не видят. Они выяснили для себя, что мы им совершенно не опасны и испарились. А эти раны на груди будут вам теперь всегда напоминать о бренности всей нашей жизни и о тех истинных ценностях, которые человек осознает, только постояв на самом пороге смерти.
Войцеховский кашлянул, из глубины растрепанного страхом ума за это время и из груди стал вырываться смех. Мышца руки от напряжения стала дрожать, он устало снова опустился на землю.
— Это значит мы будем жить? О … Аллах, вернусь домой, обязательно выучу хоть одну молитву толком!
Джон Утермен так же с огромной усталостью в голосе произнес:
— Да. Но нас полностью обокрали. И если у нас хватит сил без еды добраться до близлежащего ранчо, то тогда только с уверенностью можно будет утверждать, что мы будем жить. А вы идти то сможете? Как ваши ноги?
Войцеховский сел. Это, действительно была проблема из проблем.
— Вы знаете, я так хочу домой, что я поползу, но перемещаться я хоть как-то буду.
Джон Утермен резко поднялся и с него слетела такая же трава, затягивающая вырезанные индейцами раны на груди. Артур только спросил:
— Это вы или дикари сделали широкий жест на прощание?
— Я — кратко ответил Утермен. — Пойду найду вам крепкие палки, с ними будет легче.
ГЛАВА 125
Ани не теряла надежду, но в их доме поселилась тоска. Бетси не знала с какой стороны подойти к хозяйке, потому что она уходила на работу как бескровное существо и приходила такой же с работы. Джизи не привлекала к себе её внимание и она целиком сбросила её на руки няньки и самой Бетси. К ужину она чаще всего не выходила, а если Бетси удавалось её уговорить, то только пила много чаю, не притрагиваясь ни к чему другому. Угнетающая обстановка непонятной постоянной тревоги царила с утра до следующего утра и у Ани не было сил что-то менять. Билли боролся со своими проблемами, а Ани словно превратилась в робота, делая необходимые вещи машинально
