Мало ли кто там звонит. Если кто-то из соседей, водку она Алику отдаст, а если хозяйка? Не хватало еще с ней поссориться.
Но, приникнув к глазку, Мия увидела на лестничной площадке здоровенного, чуть не под два метра, плечистого дядьку в дорогущем пальто.
Дядька был знакомый. Старый друг Алена. Она видела его дома у Гестов. Всего однажды, но запомнила, конечно. Такие не забываются. И не только из-за впечатляющей внешности. В Питере он был человек небезызвестный. Владелец чуть не самого крутого в городе салона красоты – практически целого комбината: три этажа массажных, процедурных и операционных с возвышенным названием «Рериховский центр». Не, не из-за великого художника или его духовных исканий в Тибете – просто дядьке этому с фамилией так повезло. Впрочем, говорят (а Мия сама из любопытства смотрела в адресной книге), Рерих – фамилия среди обрусевших немцев не особенно редкая.
– Вы ведь Мия? Однокурсница Ульяны? – улыбнулся неожиданный визитер, когда она открыла дверь.
Интересно, откуда он знает про эту квартиру? Мог, конечно, у Янки спросить, но что-то Мие подсказывало, что не так все просто.
Интонация, с которой он произнес «однокурсница Ульяны», была странная. Словно бы заговорщицкая: я знаю, а ты знаешь, что я знаю, но вслух мы этого произносить не станем, зачем воздух колыхать, если и так все всем известно. Неужели он действительно – в курсе? Да, пожалуй. Нет, просто да, без пожалуй. Одного короткого взгляда Мие хватило, чтобы понять: этот дядька, лучший друг Алена, про Мию знает. Или надо говорить «знал»? Потому что все уже – в прошлом. Вместе с самим Аленом. Только и осталось, что припаркованная в «кармане» за домом «матильда» и эта квартирка, оплаченная до осени. Какая теперь-то разница, с кем он при жизни крутил, если его уже нет.
Мие достался вежливый, но равнодушный взгляд – знать-то он о ней знал, только она его не интересовала.
– Мне бы с гостем вашим побеседовать, – и ухмыльнулся, гад, понимающей ухмылочкой, так и убила бы!
Не убила, конечно. Пожала плечом, кивнула в сторону кухоньки, где маялся Алик. Косился на холодильник, куда Мия сунула недопитую бутылку («добавить» ему явно хотелось), но добыть ее не пытался, смирно сидел на диванчике. На гостя вскинул настороженный взгляд:
– Здрасьте.
– И вам не хворать, – сухо отозвался маэстро питерской косметологии.
Мия внезапно вспомнила, что «маэстро» зовут Вадимом Леонтьевичем. Вадим Леонтьевич Рерих – внушительно. Клиентки, должно быть, от одного имени в экстаз впадают.
– Вам, наверное, с глазу на глаз желательно поговорить? Я пойду, мне к зачету готовиться нужно. – Мия адресовала профилю гостя самую светскую из своих улыбочек, а на Алика глянула с каким-то странно мстительным чувством. Так тебе и надо, дебил!
Визитер – ах да, Вадим Леонтьевич! – вежливо кивнул хозяйке и прикрыл кухонную дверь.
В комнате почти всю смежную с кухней стену занимал гардероб и книжный стеллаж. Только возле телевизора оставался относительно свободный кусочек. Мия приникла к нему ухом. Проклятье! Хороший дом, не то что их хрущевские «хоромы», где в одной квартире чихнут – весь подъезд «будьте здоровы» желает. Тут звукоизоляция на уровне. Так-то хорошо это, конечно, но вот прямо сейчас лучше бы она была похуже.
На широком подоконнике, приспособленном Мией под рабочий стол, возле ноутбука стояла кружка с недопитым чаем. Мия без размышлений опорожнила ее в горшок с хозяйкиным гибискусом – авось не загнется. Чай без сахара, да и что цветку с одного раза будет? Выживет.
Обтерев кружку (не дай бог, на обоях пятна останутся), Мия приставила ее к стене, приложилась ухом к донышку…
И вздрогнула – обиженный голос Алика зазвучал словно бы у нее в голове:
– Да ладно вам! Чего такого-то? Можно подумать, я у нищего последний кусок хлеба стащил. У нее же есть деньги! А мне было нужно…
– Нужно… – еле слышно повторил Вадим Леонтьевич и спросил проникновенно, почти сочувственно: – Долги, верно?
– Ну да, – буркнул Алик. – И это тоже… И жилье в Питере дорогое, что ж мне, в общаге гнить? Или в бараке на окраине?
– Ну да, конечно. И машину хочется, – все так же проникновенно продолжал гость. – Да не какую-нибудь, а чтоб ахали все от зависти. Ах, простите, я неточно выразился. Не «хочется», а «нужно».
– Ну… да. А что такого? Чего вы…
Увлекшись подслушиванием, Мия, должно быть, слишком сильно прижала к стене кружку – та поехала, едва не выскользнув из пальцев и заставив девушку неловко изогнуться. Локоть угодил в угол телевизора – больно. Еще не хватало что-нибудь на пол своротить. Даже если кружка упадет – грохоту будет достаточно.
Нет, хватит. Опасно. Если этот Рерих заметит, что Мия подслушивала… Нет, ничего он ей не сделает, и что думать о ней хуже станет, тоже вроде бы нестрашно, но мало ли – нет, нехорошо будет. Невозможно просчитать последствия. А непросчитываемых последствий Мия боялась.
Да и что такого интересного можно тут услышать? То есть интересного – вероятно, да, а вот важного – вряд ли. Будем пай-девочкой. Она, Мия, к Алику никакого отношения не имеет. Ни-ка-ко-го.
Когда скрипнула кухонная дверь, она чинно сидела у подоконника, печатая на ноутбуке.
– Мия? – окликнул Вадим Леонтьевич. – Я ухожу.
– Может быть, чаю? – все тем же светским тоном предложила она.
– Нет, спасибо, – он едва заметно качнул головой. – Не хочется.
Взгляд, брошенный им в этот момент в сторону съежившегося в углу диванчика Алика, отозвался в голове Мии как будто звонким щелчком. Нет, не щелчком – вспышкой. Мия и раньше неплохо читала по лицам и жестам, но сейчас она буквально увидела все сиюминутные мысли и чувства большого (во всех смыслах) гостя. На круглом, не слишком выразительном лице отражалась странная смесь брезгливости, удовлетворения и чего-то сродни восхищению.
Самое смешное, думал Вадим Леонтьевич, что мальчик говорит абсолютно искренне. Действительно, что такого? У «нее» есть деньги, а ему «нужно». Впрочем, «ей» мальчик оказался довольно полезен. Так что довольно того, что он напуган…
Мия не могла быть, конечно, уверена, что верно прочитала его мысли, но, словно подхваченная какой-то волной, моментально отразила на собственном лице приблизительно ту же гамму чувств.
– Алик, солнышко, – пропела она сладким-пресладким голоском, – ты не забыл, что мне заниматься нужно? Я тебя сразу предупредила: не больше чем на полчаса. Ферштейн?
– Чего?
– Отправляйся, говорю, не маячь. Полчаса прошли давно.
– Простите, что отнял ваше время, – улыбнулся Рерих.
– Ничего, – кивнула Мия. – Я позанималась пока.
Вместо того чтобы, сказав «до свидания», удалиться, он почему-то дождался, пока Алик натянет ветровку, сунет ноги в кроссовки и выскочит за дверь. И только после этого подал прощальную реплику:
– Всего наилучшего, Мия, – и руку ей
