отделаетесь, а я не подставлюсь, — продолжает Туманов. — Я придумаю что-нибудь повеселее. Ваши бабы будут копать под вас же. Вы будете писать доносы друг на друга. За каждым из вас будет по пятам ходить тень, — дергает за веревку, поднимая висящего повыше, а потом отпускает и мужчина падает, едва успев немного сгруппироваться. — Убьете меня, за вами придет он, — тыкает пальцем в Зотова, а тот с широкой улыбкой кланяется в пол.
Я утыкаюсь лицом в спину Туманова и морщусь, но не роняю ни звука. Как и все присутствующие.
— Всем ерша за мой счет! — объявляет Зотов и хлопает в ладоши. — Самообслуживание, дамы!
Бар наполняется звуками, и хоть продолжают коситься, предпочитают налить себе выпить, чем лезть на рожон. Зотов приказывает отвезти лежащего на полу к больнице и подходит к нам, хлопнув пару раз Туманова по плечу.
— Неадекватный тут я, — хмыкает тихо. — Забыл?
— Сижу я значит, с человеком интересным общаюсь, — с нервом делится Туманов. — Глядь на бар — а там пусто. Была Сашенька и вся вышла. Ну чисто мираж. К охраннику подхожу, уточняю момент. Отпросилась, говорит. Давно? Да минуты три как. Три минуты, мужик. Это много или мало?
— Смотря для чего, — пожимает плечами Зотов.
— Вот и я так решил. Выхожу, а она в коридоре на полу. Мразота какая-то ее за ножку держит и пытается воткнуть в нее нож. Я расстроился и сломал ему руки. Сломал бы и ноги, но расстроилась уже Саша.
— Как вошел?
— Убил охранника на входе. Ножом по горлу.
— А вошел как? — бормочу тихонько. Зотов заглядывает за спину Родиона и сощуривается:
— Поясни.
— Там камеры на входе. И если охранник не узнает того, кто стучит, он просто не открывает.
— С чего ты взяла? — оглядывается Родион через плечо.
— Даже мне не открыл. А я симпатичнее.
— Ты красавица и это в самом деле странно, — отвечает Туманов, а я зарываюсь в его спину теперь уже от смущения. Ну и потому что приятно: от него умопомрачительно пахнет суровым мужиком и легкими древесными нотками.
— Значит, приятели, — пожимает плечами Зотов. — А ценничек за тебя задрали такой, что можно одним и пожертвовать. Я бы на твоем месте ее ни на шаг от себя не отпускал, процент отбитых гораздо выше, чем хотелось бы. Хотя, Сашуля сама так прилипла, — снова заглядывает за Туманова и подмигивает мне.
— Спектакль не удался? — недовольно спрашивает Родион.
— Зачетный. Мне понравился. Но бабки — это бабки. И до кого-то весточка может не долететь.
— А давай я тебе налью? — предлагаю Зотову.
— А давай мы поедем домой? — рычит Туманов, выискивая меня грозным взглядом.
— Да я о другом, — протискиваюсь под его рукой и встаю перед ним. — Все в напряге, нужно разрядить обстановку. А потом оповестить, что вы давно выяснили, кто влез в бар. Бухой в дрова владелец — точно поверят. Только в одну бутылку из-под абсента накати мятного сиропа. Зад слипнется, но зато останешься в адеквате. И эта сплетня гораздо интереснее угроз, мигом разлетится.
— Голова, — довольно тянет Зотов и треплет меня по волосам.
— Не забывайся, — отбиваю его руку, а он сдавленно хрюкает:
— А, ну да. Чертов пес.
— Что думаешь? — заискиваю перед Тумановым, запрокинув голову.
Вместо ответа он опускает ладонь на мое горло, наклоняется и жадно целует. От необычной позы и явной нехватки кислорода у меня кружится голова, в голове появляется шум моря, а низ живота заволакивает неуместным ситуации и обстановке возбуждением.
— Отличная идея, — говорит, отстранившись. — Но наше присутствие не требуется. Дмитрий вполне способен нажраться самостоятельно и на полном серьезе.
— Моя признательность за оказанное доверие, — кривляется Дима, поклонившись, а Родион обнимает меня, положив руку на живот и разворачивается вместе со мной ко входной двери.
От пережитого я почти сразу засыпаю. Просыпаюсь только когда Родион выходит из машины, хлопнув дверцей. Сонно тру глаза, пока он обходит машину и открывает дверь мне. И совершенно не сопротивляюсь, когда он вытаскивает меня из нее сам, захлопывая дверцу ногой и закрывая машину с брелка. Обхватываю его шею без мыслей, продолжаю дремать, когда заносит в квартиру. И резко прихожу в себя, когда он, шваркнув входной дверью, рычит:
— А теперь попробуй меня убедить, что произошедшее никак не связано с твоей просьбой к официантке.
Ох, я бы попробовала. Он такой красивый, когда злится. Суровый и мужественный до моего тихого томного безумия.
— Я не знаю, Родь, — признаюсь честно, ковыряясь пальчиками в его волосах. — Честно. Но не исключаю. Я все расскажу, но можно, посплю сначала?
— Хорошо, — сдается на шумном выдохе. — Уже ничего не изменить.
Он разувается, продолжая держать меня на руках, я сбрасываю балетки на пол. Он доносит меня до моей кровати, а я хватаюсь за его руки, когда он пытается разогнуться.
— Можешь поспать со мной? — прошу тихо. — Так спокойнее.
Родион кивает и устраивается рядом в одежде, а я жмусь к нему, пригреваюсь и быстро засыпаю.
Просыпаюсь от того, что Родион нежно водит пальцами по моему запястью. Так невозможно приятно, что хочется замурлыкать от удовольствия, но вместе с этим понимаю, что его ласка далека от желаемой. Он размышляет о том, что случилось ночью и наверняка корит себя за мои синяки. Недоглядел. Обещал, а меня едва не уволокли прямо из-под его носа.
— Это моя вина, — шепчу, не открывая глаз. — Спасибо, что успел вовремя.
Лежу на боку, облокачиваюсь на его грудь спиной. Корсет впивается в ребра, от нескольких часов без движения ломит тело. Должно быть неприятно, но даже то, что не могу сделать полноценный вдох кажется спасением. Вдыхаю его присутствие крошечными порциями, иначе снова нога над обрывом и прыжок в пустоту.
— Я понимаю твое желание побыстрее со всем разобраться, но, черт, — прерывает сам себя и выдыхает раздражение мне в голову. — Где мозг, а? Он есть, я точно знаю. Почему большую часть времени не функционирует? Можешь объяснить?
— Я тупая.
— Вот ни хрена, — заявляет убежденно. Приподнимается и роняет меня на спину, надавив на плечо и сердито хмуря брови.
— Точно тебе говорю, — шепчу и облизываю сухие губы.
Перетянутая корсетом грудь дрожит от частых сердечных сокращений. Он так близко, что забываю даже о чем говорили. Просто смотрю в его карие глаза и мечтаю о том, что никогда не повторится. Вспоминаю, как он пожирал меня взглядом в моменты близости, как было волшебно, как распирало от эмоций, как боялась сболтнуть лишнее. И с прискорбием констатирую, что ничегошеньки никуда не делось. Напротив, забота, порой чрезмерная,
