роскошно накрытым столом.
— Вообще, девочки, — щебетала Додикова, — нам грешно гневить Бога. Мы нашли таких мужиков, которые нас обеспечивают и носят на руках.
Лепницкая ее не поддержала:
— Я сама себя обеспечиваю. Если бы я не устроила тот небольшой пожарник да не натаскала оттуда раритетных картиночек — сидели бы мы с моим благоверным на зарплату музейных работников.
— Вот ты и спонсируй наш будущий журнал! — вставила Прибыткова.
— Еще чего! — Голос Лепницкой звучал возмущенно. — Мало того, что я являюсь генератором идей в нашем маленьком коллективе, так я еще и должна сама оплачивать их воплощение в жизнь?
— И в самом деле, Света, ты уж слишком нагружаешь нашу подругу…
— Это, по-моему, заговорила Большакова, — шепнула Елена Ивановна.
Павел Прокофьевич приложил палец к губам. Они продолжали слушать запись.
— Лида у нас и в самом деле генератор идей, — продолжал звучать голос Большаковой, — ей принадлежит идея с журналом, она же придумала, как достать деньги на него…
— Ой, я уверена, что денежки к нам потекут рекой! — вновь весело защебетала Додикова. — Куда они денутся-то?
Будут платить как миленькие! А. Лидушка у нас — просто чудо! Лида, ты почему такая умная? Я прямо вижу наш будущий журнал. Обложка будет черная, да, Лида?
— Обложка черная, глянцевая, на черном — красная роза и кинжал. А над ними — золотой профиль Нефертити.
— Гениально! — восторгалась Додикова.
— Еще больше мне нравится идея с нашим фондом и общественной женской организацией, — снова проговорила Большакова.
— Нет, я считаю, что самая удачная моя задумка — это создание клуба для состоятельных женщин под тем же названием: «Глянцевая женщина», — зазвучал голос Лепницкой, — только подумайте, какие перспективы: можно бассейн устроить, сауну…
— С девочками!.. — хихикнула Додикова.
— Ну разумеется. Только не дешевый бордельчик, а все по первому разряду…
— А у меня что, дешевый бордельчик? — произнесла вдруг с обидой Прибыткова.
— Света, ты что? — удивилась Лепницкая. — Разве твое заведение можно считать борделем? Ты же для нас старалась, для своих друзей.
— Вот именно! — Обида не исчезла из голоса Прибытковой.
— Светка, глупенькая, ну неужели ты думаешь, что мы тебя не ценим? — Голос Лепницкой зазвучал ласково и нежно.
— Совершенно не цените! — упорствовала Прибыткова. — А мне, между прочим, очень и очень страшно…»
На этом запись обрывалась.
— Ах ты, ну надо же! — сокрушался Павел Прокофьевич. — Что-то я напортачил в своем изобретении. Пленки должно было часа на два хватить.
— Какая жалость! — едва не плакала Елена Ивановна. — На самом интересном месте! Вы слышали — ей страшно. А чего она может бояться?
— Ну… Того, что ей за устройство борделя придется отвечать.
— Да кто это докажет? Может, ей страшно, потому что на ней висит убийство?
— Все может быть.
Павел Прокофьевич возился с крохотным магнитофончиком, но, кроме шипения, никаких других звуков из него не извлек.
— Что ж, удовольствуемся малым, — сказал он. — Я полагаю, мы должны передать это вашему шефу?
— Виктору Петровичу? Ну разумеется. Хотя он того и не стоит: прогонял нас от ограды, говорил, что мы мешаем расследованию, и вообще… Он меня разочаровал. Но позвонить ему, конечно, мы должны. Незамедлительно.
— Домой?
— Я думаю, что он в прокуратуре.
— Он что — вообще не отдыхает?
— У них ненормированный рабочий день.
— И выходных не полагается.
— И отпусков.
— Но зарплата-то хоть есть, я надеюсь?
— Что-нибудь, вероятно, выдают два раза в месяц.
— Не позавидуешь, — вздохнул изобретатель.
— А завидовать вообще вредно для печени.
— Колючая вы дамочка. Даже какая-то ядовитая, я бы сказал.
— Я вам весь день не нравлюсь! — взорвалась Елена Ивановна. — Не понимаю только цели вашего присутствия в моей квартире.
— Цель воспитательная. Одинокие женщины слишком самостоятельны. Так недолго и до феминисток докатиться. Я предлагаю вам руку и сердце.
— Что-о?!
— За вами приглядывать нужно. Время от времени с вас нужно спесь сбивать.
— Да я вас знать не знаю! Да нет… Это же просто безобразие! Вы что, считаете меня полной идиоткой?
— Ну… Женятся ведь не всегда только на идиотках.
Взволнованная женщина, не уловив иронии, воскликнула:
— Да ведь мы с вами встретились только вчера! — Затем в глазах ее мелькнула догадка. — А!.. Вы, должно быть, пошутили!.. Простите, но чувство юмора у вас… несколько специфическое.
— Да не до шуток мне! Я двадцать пять лет мечтал вам сделать предложение! И… сделал. А вы отказываете. Это жестоко.
Елена Ивановна посмотрела на Чудина долгим, внимательным, изучающим взглядом. Затем встала, прошлась по комнате. Остановилась, еще раз оглядела сидящего перед ней седовласого мужчину, вздохнула и подошла к телефону.
Набрав номер, она спросила в трубку:
— Зинаида Николаевна? Это Елена Ивановна вас беспокоит. Вы не могли бы рассказать мне еще раз, как именно вы обнаружили, что дверь в квартиру Шиманских приоткрыта? Так… И что вы сделали? Вы сразу заглянули? Нет? А что?.. Ах, вы сначала позвонили в дверь? А потом подождали… И только после распахнули дверь пошире и увидели?.. Спасибо. — Она повернулась к Павлу Прокофьевичу: — Все так просто, что даже и неинтересно. Пальцев убийцы следствие вообще не обнаружит: с орудия убийства он их стер, а на звонке последний отпечаток принадлежит соседке.
— Вот ведь канальство! — в раздражении хлопнул себя ладонью по колену Павел Прокофьевич. — Ну для чего этой кикиморе понадобилось нажимать на звонок?! Ну неужели не могла так просто дверь приоткрыть и заглянуть? И этот ваш Виктор Петрович — тоже олух царя небесного.
Рюмки ворует у подозреваемых! На предмет снятия отпечатков пальцев… А спросить у соседки: а вы, мол, не нажимали кнопочку звонка — на это ума у него не хватило!
— Да ведь она ему не открывала дверь! Он думал, что в ее квартире никого вообще нет! Он с ней беседовал всего лишь раз, когда она рассказывала о парнишке в синей куртке.
— Простите, но вы ведь говорили, что в день убийства именно она вызвала милицию!
— И назвалась вымышленным именем, указала номер чужой квартиры.
— Заче-ем?!
— Ну… Такой человек. Всего боится, ни во что не хочет ввязываться.
— Немедленно звоните вашему Виктору Петровичу…
Кронин был озадачен, смущен и, уж конечно, огорчен. Свалять такого дурака! Ну как он не додумался спросить у Зинаиды Николаевны: «А вы-то сами, уважаемая бабушка, не нажимали на звонок, случайно?» И еще эта рюмка… Торжествовал, что так удачно и незаметно прихватил ее! А Павел Прокофьевич все видел! Надо немедля отвезти эту рюмку на дачу. Впрочем, завтра там будет проводиться обыск, вот тогда и вернет.
— Виктор Петрович, что вы замолчали? — послышался в трубке голос пожилой актрисы.
— Переживаю свой промах.
— Ерунда! Вспомните: Зинаида Николаевна сидела за своей дверью тихо,
