молодой, одногодки самой клиники, покачивались ровно и плавно, получая наслаждение от ясной и слабо ветренной погоды, зазывая мерным покачиванием на улицу, у Тернера же в душе только вызывали в данный момент удивление несоответствием его настроению. Природа отдавала свои последние праздничные дни концу лета, чувствуя приближение осени, а с ней приходом пронзительных, холодных ветров и сыростью с залива, дождями. Деревья словно в предчувствии погодных перемен, впитывали в себя с жадностью тепло, солнце, ослепительную голубизну неба. У Тернера такой год в жизни был впервые. Его душевное состояние настолько находилось в подавленном положении, что в энергетическом пространстве только и мог повиснуть немой знак вопроса:
— Почему?
Взгляд выхватывал все вокруг, как всегда, плавный танец лиственницы за окном, безоблачное небо, у него был самый притягательный вид из окна во всей клинике. Это продумывалось тщательно заранее, еще при строительстве, так как работа поглощала практически все время его жизни и он подсознательно обустраивал рабочее место с комфортом для себя. У него в кабинете было так много вещей и мебели, что могло показаться странным. Прекрасный бар, два кожаных дивана, глубокие кресла, миниатюрный бильярд, шкафы с книгами, сейф, тяжелый письменный стол, но рядом с креслом высокий круглый столик для напитков. Это даже больше было похоже на комнату отдыха, а все обустройство и вызывало такие ассоциации, но каждый работник этой клиники, который уже за эти годы не однократно побывал здесь и выслушал нарекания хозяина клиники, его щепетильную требовательность, жесткий тон, ощущал себя здесь не комфортно. И вот как Тернер сейчас, смотря в окно, как природа радовалась чудной погоде, не замечал её стремления окутать каждого своей само отданной любовью, так и врачи клиники уже давно не замечали изысканности и комфорта этого кабинета.
Ани прошла осмотр. Тернер ждал за ширмой. У них в клинике уже опеку Идена Тернера над молодым доктором Ани фон Махель воспринимали как должное. У Ани не было завистников и недоброжелателей. Своим спокойным и добрым нравом она смогла расположить симпатии коллег к себе буквально за пару месяцев. Конкуренции явно выраженной в клинике не наблюдалось, каждый был на своем месте. Старательность и скрупулезность нового коллеги в работе пользовались уважением, да и врачей Тернер подбирал себе долго присматриваясь, и если они устраивались к нему, то работали долго, никто им в спину не дышал, ошибки наказывались, но не рассматривались сразу как повод для увольнения. Тернер как был талантливым хирургом, так и очень обстоятельным, рассудительным администратором и руководителем.
Доктор Роберт пожал плечами, Ани с помощью помощницы врача осторожно спустилась со смотрового кресла. Он посчитал свои долгом очень четко доложиться Тернеру, и со стороны это выглядело нелогично. Игнорируя свою пациентку, он скрылся за ширмой и Ани только слышала его недовольный тон, с нотками сожаления.
— Низкое прилежание плода. Мне нужны анализы завтра же, чтобы сказать что-то конкретнее. Я патологии не вижу. Опасность вызывает только рубец на матке, плод будет расти, выдержит ли? Моя рекомендация к повторному оперативному вмешательству на сроке 30 недель, — и он замолчал, чтобы многозначительно хмыкнуть — а это уже через две недели. Необходима госпитализация сейчас и наше ежедневное наблюдение. Все очень двусмысленно.
Тернер качнул головой. — Что надо для того, чтобы разрешить двусмысленность?
Роберт даже не стал думать. Его опыт позволял говорить ему с Тернером смело и уверенно. — Ничего. Я назначаю госпитализацию, завтра анализы. Патологии нет, только рубец меня беспокоит, вы же знаете, Тернер, в нашей клинике — и он сильно понизил громкость голоса — первый случай такого быстрого повторного оперативного вмешательства. Рубец грубый, ткань мертвая, неэластичная, не везде исчезли спайки после первой операции, да … это и естественный результат после операции. — он игнорировал взгляд Ани, вышедшей из-за ширмы.
Всем было понятно, что в подтексте говорилось, что второй беременности нужно было не допустить, а женщина не сделала этого.
Тернер настаивал отвезти Ани домой. Она ему не призналась, но сделать этого не могла. Они большими усилиями, но довольно быстро нашли квартиру на продажу для семьи Хелен и Миррано. Квартира находилась в районе Мидтаун. А он считался одним из самых престижных и богатых районов Нью-Йорка. Район был суетным и деловым, а так же очень красивым, так как ограничен на Западе рекой Гудзон, а на Востоке — проливом Ист-ривер, где можно было вечерами гулять по набережным с собакой, и лелеять свое душевное состояние тем, что ты находишься как бы в центре деловой жизни и держишь руку на пульсе, а с другой, спокойно прогуливаться со всеми своими домашними, показывая себя и на других глядя, вести размеренную культурную жизнь. А тем более, эта квартира была не далеко от клиники доктора Тернера, а Ани, все таки надеялась, что Тернер оставит работать Миррано у себя.
Энергетику этого района первым оценил Гельмут и только зайдя в хол этой шестикомнатной большой квартиры на четвертом этаже, как сразу же бросился к окну и руки его распахнулись на встречу бьющему в глаза солнцу, так как два окна довольно просторной гостиной выходили как раз на пролив Ист-Ривер, по которой ходили нагруженные пароходы, корабли, что всегда приковывало взгляд и никогда не надоедало. У этого района будет престижность только повышаться с каждым годом, и подросток это чувствовал каждой фиброй своей души.
Семейство сгруппировалось в центре гостиной и каждый выбирал для себя направление, куда направиться для обследования, но Миррано сразу же запротестовал. — Ани, мы не потянем сейчас такую квартиру, нам бы что-то поскромнее!
Гельмут резко обернулся и его радостное выражение лица исказилось недовольством. Хелен недоверчиво глянула на супруга, но промолчала, так как по обстановке сразу поняла, что все это будет совсем не дешево. А уже пройдясь по нескольким американским универмагам, она растратила весь свой пыл уверенности в завтрашнем дне от изобилия товаров и их стоимости, и это особенно контрастировало с магазинами военного Будапешта. Америка не знала войны. В ней царило изобилие. Но, а так как глаз Хелен изначально выбирал магазины самые большие, с самыми притягательными рекламными вывесками, то, соответственно цены в них были подстать их красочности и размерам.
Ани глазами искала место, куда она могла бы присесть, так как у неё болела поясница, но в комнатах мебели не было и ей ничего не оставалось, как направиться к Гельмуту, к окну, чтобы постараться
