— И на кого они похожи? — спросил он наконец.
— У них голубые глаза, как у нее. — Эти слова сами сорвались у Доусона с языка, прежде чем он успел сдержаться. — Я не знаю, на кого они похожи! — раздраженно добавил он. — На детей — вот на кого.
— Ну и нечего на меня злиться, — спокойно парировал Хедли.
— Я знал, что ты начнешь засыпа́ть меня вопросами, на которые я не смогу ответить, — пожаловался Доусон. — Именно поэтому я не спешил тебе звонить.
— А по-моему, ты мог бы сообразить, что детишки меня заинтересуют. Ведь они могут оказаться родными внуками Карла Уингерта.
Доусон промолчал.
— Хорошо, скажи тогда, как она выглядит.
— Она… — В его мозгу разом всплыло не меньше дюжины эпитетов и прилагательных, в основном — в превосходной степени, но Доусон знал, как это может выглядеть со стороны. — Умная. Образованная. Властная. Самодостаточная. Сдержанная. Скромная.
— Ты только что описал любимую старушку-учительницу, которая учила меня в третьем классе.
— Ну хорошо, она… — Доусон снова замялся. Не мог же он сказать, что о такой женщине он мечтал всю жизнь.
— Красива, — подсказал Хедли. — Но это я уже знаю. Видел фотографии.
— Тогда зачем же ты просишь меня ее описать?
— Меня интересуют твои ощущения. К примеру, как бы ты описал ее эмоциональное состояние…
— Она на грани нервного срыва. В ужасе…
— От тебя?
— Нет. Она боится, что он может быть жив.
— Джереми?
— Да. — Теперь Доусон волей-неволей должен был объяснить, как он это узнал. — Мне удалось ее разговорить, и мало-помалу она приоткрыла завесу над своей жизнью с ним… — Он вкратце пересказал Хедли все, что ему удалось узнать о том, каков Джереми Вессон был в быту. Упомянул он и о гибели его родителей. — А что твой приятель Кнуц? Ему удалось что-нибудь выяснить о покойных мистере и миссис Вессон?
— Он мне пока не звонил. — Хедли скептически хмыкнул. — Но этот пожар, в котором погибли не только его отец и мать, но и все документы, все вещи, вызывает подозрения.
— Я так и думал, что тебя это насторожит. Ты скажи Кнуцу — пусть проверит все как можно тщательнее. Пожар с двумя погибшими наверняка попал в сводку местных новостей. Если порыться в старых газетах, найдешь некролог, а может даже, и фотографию покойных мистера и миссис Вессон. Если это Карл и Флора, значит, они давно мертвы, твоя эпопея по их поискам закончена, а я охочусь за призраками.
— Насчет последнего не совсем верно. Если их сын на самом деле жив и только инсценировал собственную гибель, значит, ты не напрасно сидишь на этой своей Сент-Нельде.
Доусон вполголоса выругался.
— Попридержи язык, парень! — одернул его Хедли. — В конце концов, эта идея не с потолка взялась. Ее высказала его жена. Бывшая жена.
— Нет, первым ее высказал я, но Амелия со мной не согласилась.
— Но ты только что говорил…
— Она возражала слишком горячо.
— И поэтому ты решил, что такая возможность приходила ей в голову?
— Да. — Доусон вздохнул. — Я практически уверен, что приходила. Она, конечно, умеет держать себя в руках, но на самом деле она напугана как… как ребенок.
— И до чего вы договорились?
— Она призналась, что ей страшно думать об этой возможности, какой бы маловероятной и неправдоподобной она ни казалась. Но это не меняет сути — Амелия все равно постоянно об этом думает.
— Мне казалось, что журналисты должны уметь выражать свои мысли яснее, — упрекнул его Хедли. — Ну ладно, мне доводилось разгадывать и не такие ребусы. «Ей страшно думать о том, что ее муж может быть жив, но она все равно об этом думает…» Господи, ну ты и сказал! Ладно, разберемся. Расскажи-ка лучше, каковы на данный момент ваши отношения.
— Они таковы, что на поздравление с Рождеством я могу не рассчитывать.
Хедли немного помолчал и сказал:
— Насчет этого пожара… Пожалуй, я лучше сам все проверю. К сожалению, сегодня воскресенье, завтра тоже выходной, так что мне вряд ли удастся продвинуться достаточно далеко, пока во вторник мои старые друзья не выйдут на работу. Чем ты собираешься заняться?
Доусон пожал плечами, хотя Хедли и не мог его видеть.
— Ждать вторника, когда в суде состоится перекрестный допрос. Пожалуй, я здесь все-таки задержусь — посмотрю, какой приговор вынесет судья. Ну а потом… не знаю. Хэрриет продолжает чуть не каждый день мне звонить, но я не отвечаю. Не исключено, что меня уже уволили.
— Ну, может быть, это и неплохо…
— Может быть.
— Ладно. Расскажи, как твои дела? Что поделываешь?
— Ничего. Вчера возился с мальчишками на пляже, загорал… Да я тебе уже говорил.
— Спишь как? Нормально?
— Шум прибоя превосходно успокаивает… Слушай, у меня тут на телефоне одно деление, так что если связь вдруг отключится…
Хедли снова хмыкнул. Он прекрасно понял, что Доусон уходит от прямого ответа, но сделать ничего не мог — не мог даже попытаться в чем-то убедить крестника, поскольку связь действительно могла прерваться буквально на полуслове.
— Не сердись, если не сможешь до меня дозвониться, — добавил Доусон. — Когда я добирался сюда на пароме, капитан сказал, что мобильная связь на острове не слишком устойчива даже в хорошую погоду, а уж когда начинается шторм, тогда звонить вообще бесполезно.
— Ладно. — Хедли вздохнул. — Я учту.
* * *
Вечером, в начале девятого, в коттедже Амелии погас свет. Произошло это после одного особенно сильного удара молнии, так что можно было не сомневаться — электрическая сеть вышла из строя, и надолго.
— Мама?! — позвал Грант из темноты дрожащим голоском.
— Все в порядке, милый, не бойся! — отозвалась Амелия, но ее слова почти полностью заглушил могучий раскат грома.
К счастью, как раз в этот момент все четверо, включая Стеф, сидели за кухонным столом и резались в «Горки и лестницы». Если бы свет отключился, когда мать и няня были далеко, дети могли бы испугаться не на шутку, а так все обошлось. Грант соскочил со стула и поспешил забраться к маме на коленки, а Стеф перегнулась через стол и взяла Хантера за руку.
— Все в порядке, не бойтесь, — сказала она. — Просто где-то оборвался провод. Скоро его починят, а пока наша главная задача — не набить себе в темноте шишек.
Слушая ее спокойный голос, Амелия невольно позавидовала Стеф. Сама она буквально не могла дождаться, когда же наконец кончится этот бесконечный день. Едва ли не бо́льшую его часть Амелия потратила, пытаясь промыть глаза Хантера от песка. В конце концов ей это удалось, но сын так наплакался, что в качестве утешения ей пришлось приготовить ему — а заодно и Гранту — горячее какао и маршмеллоу[22]. Потом на свет божий были извлечены фломастеры и альбомы для рисования, которые, увы, увлекли детей не слишком надолго. Хантер довольно быстро набросал морской пейзаж: на берегу моря он изобразил себя, брата, Стеф и неправдоподобно высокого мужчину без рубашки, но в синей бейсбольной кепочке, из-под которой торчали длинные — до плеч — ярко-желтые волосы.