— Блядь, — задыхалась она, приподнимая бедра навстречу моей руке. Готова. Всегда так охуенно готова для меня. — Линкольн. — Она облизала губы, и я наклонился и взял их между зубами.
Лирика задыхалась, умоляла и почти теряла сознание от нужды. Мне нравилось видеть ее такой, безрассудной, без запретов, не трахающей ничего, кроме воздуха, своей жадной маленькой киской. Как будто я был ее наркотиком.
Мой взгляд нашел ее, горячий и жаждущий. — Ты будешь петь для меня. С моим ртом на твоей киске и моим пальцем в твоей заднице... ты будешь петь, блядь. — Я погладил ее киску, вводя средний палец внутрь.
— Я хочу почувствовать, как ты растягиваешься вокруг меня, увидеть, как ты примешь мой член... — Я провел еще одним пальцем по ее попке, слегка надавливая на тугую дырочку. — ...здесь. — Господи, от одной мысли об этом мой член стал таким твердым, что болел.
Я обхватил ее бедра и спустил ее со столешницы, ее кожа была липкой от моих прикосновений там, где высохло мыло.
Она запуталась пальцами в моих волосах и покачала головой. — Я не знаю, готова ли я к этому. — Ее взгляд упал на эрекцию, упирающуюся в мои черные треники, и она напряглась.
— Будешь. — Я закружил ее, а затем опустился на колени. Запах ее возбуждения довел меня до предела. Мускусный, но сладкий. Чертов афродизиак, как никакой другой. — Раздвинь ноги.
Она раздвинула.
Я провел ладонью по ее спине, заставляя ее перегнуться через стойку. Затем я обеими руками раздвинул ягодицы ее задницы. Ее голая киска блестела, умоляя меня попробовать ее на вкус. — Боже, как ты прекрасна в таком виде.
Я провел языком по ее щели спереди назад, прошелся по ее попке и вырвал из ее губ вздох. Такая мокрая. Так чертовски сладко. Она напряглась вокруг меня, и я обвел языком ее тугую дырочку, затем провел кончиком и погрузился внутрь. Она расслабилась и оттолкнулась с хныканьем, как я и знал. — Тебе это нравится, детка?
— Да. — Ее голос был низким и хрипловатым.
— Мне взять его так же, как ты брала мой?
— Бери. Это твое.
Мое.
Да, блядь, так оно и было.
Я откинулся назад и смотрел, как кончик моего пальца исчезает в ее тугой дырочке. Это был настоящий рай. Дразнить ее, наблюдать за ней, смаковать каждый стон и хныканье. Пока я не перестал терпеть. Я был как человек в пустыне, смотрящий на бассейн с водой. Я должен был попробовать.
Я взял ее клитор между губами. Потом зубами. Она снова застонала, и воздух наполнился громким шлепком, когда ее руки ударились о столешницу. Ничто не имело значения, кроме этого — ее. Я потерялся в ее вкусе, в ее стонах. Я поклонялся ее киске своим ртом и трахал ее задницу своим пальцем. Сначала медленно. Нежно.
Потом глубже.
И еще глубже. До самой костяшки.
Лизал. Сосал. Трахал. Поглощал.
Пока ее ноги не начали дрожать. Пока я не понял, что она вот-вот сорвется. Пока ее сладкие стоны не превратились в плотские крики. Тогда я отстранился и подул теплым дыханием на ее набухший клитор.
Она смотрела на меня сверху вниз, ее рот сделал идеальное — О. — Ее лицо раскраснелось, а дыхание было резким и тяжелым. — Боже, Линкольн.
Да, эта задница отлично примет мой член.
Я снова приблизил свое лицо к ее киске и просунул язык внутрь. Она издала громкий звук «Ннннннннн» и развалилась.
— Ты, блядь, ангел, когда кончаешь. — А я отправлялся прямиком в ад за то, что осквернил ее.
Слава Богу, мы были на кухне, и у меня под рукой было кокосовое масло. Прямо за мной, собственно говоря. Все, что мне нужно было сделать, это встать, открыть шкаф и взять его.
Она смотрела, как я стягиваю треники и смазываю член маслом. Медленные, уверенные движения. Ленивые. Как будто мое сердце не колотилось в груди. Ее дыхание сбилось, но она была полностью поглощена тем, что должно было произойти, наблюдением за происходящим.
Я провел своей скользкой рукой по ее попке, втирая масло в ее плоть, затем просунул пальцы в ее щель.
Она оттолкнулась от моей руки и издала стон.
Господи, эта женщина сводила меня с ума.
Другая моя рука работала с ее киской, потирая медленные круги вокруг ее клитора. Я закрыл пространство между нами, поместив свой член прямо между ее ягодицами. Ее тело напряглось, прижимаясь ко мне.
Я провел рукой по ее позвоночнику, наклонившись над ней. — Все хорошо, детка. Я держу тебя.
Мои бедра покачивались вперед-назад, легкий ритм вдоль ее щели, пока я продолжал дразнить ее клитор. Время от времени я останавливался и позволял толстому, пронзенному венцу легко войти в ее маленькую тугую попку. Она задыхалась каждый раз.
Это была медленная, устойчивая схема потирания клитора и дразнения задницы, и это заставило мои яйца напрячься так сильно, что я мог бы выпустить свой заряд на всю ее ебаную спину, даже не находясь внутри нее.
Она снова вжалась в меня, и это была охуенная игра.
Я обхватил ее затылок и вошел в нее — только кончиком.
— Линк... — Она схватилась за край стойки. — Блядь. Линкольн.
Я работал над ее клитором сильнее, быстрее. — Хочешь, чтобы я остановился?
Она покачала головой, задыхаясь, затем снова толкнулась в меня попкой.
Чеееерт.
— Это моя девочка, блядь. — Я скользнул глубже внутрь, еще на дюйм, и мне потребовалось все, чтобы не кончить. Так горячо. Так тесно. Господи.
Еще один дюйм.
Она задыхалась, издавая эти хныкающие звуки, которые стали моим новым пристрастием.
Я покачивал бедрами, трахая ее задницу медленно и плавно, осторожно, не доходя до самого корня, еще нет. Спокойно, но не грубо. И моя девочка принимала меня так, словно ее тело было создано для этого. Я переместил руку с ее клитора на киску, введя два пальца внутрь.
— Ты делаешь это так хорошо, детка. — Мои слова прерывались, в горле хрипело. — Ты хочешь еще?
— Пожалуйста. — Это был тихий, мягкий, нуждающийся звук, рвущийся из ее горла.
Пожалуйста. Это гребаное слово убивало меня каждый раз. Она была единственным человеком, который смотрел в глаза моим демонам и умолял о большем.
Я трахал сильнее, двигался быстрее. Каждый удар был мощным напоминанием о том, кому она принадлежит, о том, чей член она умоляет. Ревность и собственничество подстегивали мои толчки.
— Он трахал тебя здесь?
— Нет.
Я хотел вырвать из нее все его частички, стереть все следы, которые он когда-либо оставил на ее коже.
— Эта задница моя. — Я выгнул спину дугой и вошел в нее до основания. — Эта киска моя. — Я погрузил пальцы глубоко в ее киску. — Ты моя.
Она выкрикнула мое имя, когда ее тело задрожало подо мной, и, черт меня побери, если это не было самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видел.
Чтобы доказать свою точку зрения, я вырвался и кончил с рычанием, на всю ее мягкую кожу, покрывая ее задницу и спину только мной. Всегда я.
Именно это, блядь, было причиной моей страсти к ней. Это было то, без чего я не мог обойтись.
Она оставалась так на мгновение, ее руки обхватили стойку, лицо и сиськи прижались к прохладному граниту, а глаза остекленели от вожделения.
Я поднял руку и аккуратно убрал волосы с ее лица. — Иди прими душ. Я собираюсь вывести Люцифера и сейчас приду. — Я любил вытирать ее почти так же сильно, как и пачкать.
***
За театром я огородил небольшую территорию и посадил траву. Ничего причудливого, просто зеленый участок двадцать на двадцать, без цветов и одно недавно посаженное дерево высотой едва ли десять футов. Он был неуместен посреди города и нигде не был достаточно большим, чтобы по нему мог бегать ротвейлер, но он был наш. Может быть, когда-нибудь у нас будет больше. Я мог бы продать театр и купить дом с кучей земли где-нибудь на севере штата. Я бы продавал страховку, а Лирика учила бы первый класс. У нас было бы двое-пятеро детей. Гребаный телевизионный ситком. И такой же скучный, как наблюдать за высыханием краски.
