— Это правда?
Кобурн пожал плечами:
— Я слышал разговоры.
— И сколько времени это займет? Определить, где телефон, я имею в виду.
— Без понятия. Это не то, в чем я хорошо разбираюсь. Но рисковать не будем.
Еще сорок восемь часов назад Хонор не могла бы представить себе, что будет участвовать в разговоре о телефонных аппаратах, спецоборудовании и всяких таких вещах. И не могла представить рядом с собой человека, который, поедая чипсы, будет обсуждать с ней человека, убитого им несколько часов назад.
Она так и не поняла, что ей думать о Ли Кобурне, и больше всего Хонор беспокоило, что этот вопрос не был ей безразличен.
— Где ты взял грузовик? — поинтересовалась она, меняя тему разговора.
— Мне повезло. Я заметил на одной из калиток почтовый ящик, полный корреспонденции. Верный признак, что хозяев давно нет дома. Домишко стоит в глубине от дороги. Ключи от грузовика висели над задней дверью. Как у тебя дома. Нельзя было не воспользоваться. Если повезет, хозяева не появятся дома еще несколько дней и грузовик в угон не заявят.
— Дай угадаю: ты привинтил на него номера от другой машины.
В ответ на непонимающий взгляд Хонор Кобурн пояснил:
— Стандартная оперативная процедура. Помни об этом, если решишь встать не преступную дорожку.
— Сомневаюсь, что такое произойдет.
— Я тоже.
— Думаю, я не создана для того, чтобы жить на грани.
Кобурн медленно окинул Хонор внимательным взглядом:
— Возможно, ты сама себя удивишь…
Глаза их встретились, и Хонор увидела во взгляде Кобурна настоящий огонь.
Почувствовав себя неловко, она отвернулась.
— А продукты ты купил или украл?
— Купил.
Хонор вспомнила о деньгах в кармане джинсов Кобурна.
— Ты не боялся, что тебя опознают?
— Бейсболка и очки были в грузовике.
— Но я узнала тебя в них.
Кобурн хмыкнул.
— Они и не думали на меня смотреть.
— Они?
— Я остановился у магазинчика с рыболовными принадлежностями в черт знает какой глуши. День мертвый. Посетителей никого. Только грузовик для доставки воды в бутылках во дворе.
Хонор бросила взгляд на двадцать четыре бутылки воды, закатанные в пластик.
— Ты их украл?
Это было нетрудно. Когда я зашел в магазин, водитель грузовичка был за кассой вместе с кассиршей. Рука его была у нее в трусах, а губы — на ее соске. И видели они только друг друга. Я быстро взял все нужное, заплатил и вышел. Они наверняка меня не запомнили. Только то, что их прервали.
Щеки Хонор запылали от смущения, когда она представила себе описанную Кобурном картину. Интересно, правда все это или выдумка? А если даже и правда, зачем было все описывать так подробно? Чтобы смутить ее и вогнать в краску? Что ж, она была смущена. Но если это сколько-нибудь волновало Кобурна, то он не подал виду. Ли посмотрел на часы у себя на запястье и сказал:
— Попробую еще раз связаться с Гамильтоном.
Он набрал номер на своем телефоне, и вскоре Хо нор услышала, как мужской голос в трубке произнес:
— Гамильтон.
— Сукин ты сын! Почему ты водил меня столько времени за нос?
— На моей должности никакая предосторожность не бывает лишней, — абсолютно спокойно ответили на другом конце провода. — Если номер не определяется, я обычно не беру трубку.
— Но я представился!
— После того как я услышал последние новости, я бы и так догадался, что это ты. Как всегда в центре драки. Или мне следует сказать — в бочке с дерьмом?
— Очень смешно!
— На самом деле совсем не смешно. Массовое убийство. Похищение женщины с ребенком. Ты превзошел себя, Кобурн.
— Можно подумать, я звоню затем, чтобы ты напомнил мне об этом! Если бы я не был в беде, не стал бы тебя беспокоить.
Перейдя на более серьезный тон, голос в трубке поинтересовался:
— Так слухи верны? С тобой женщина?
— И ребенок.
— С ними все в порядке?
— Да, в полном. У нас тут пикник, — после последовавшей тяжелой многозначительной тишины Кобурн заговорил снова. — Говорю тебе, с ними все хорошо. Хочешь сам поговорить?
Не дожидаясь ответа, он передал телефон Хонор. Когда она поднесла к уху трубку, рука ее дрожала.
— Алло!
— Миссис Джиллет?
— Да.
— Меня зовут Клинт Гамильтон. Я хочу, чтобы вы внимательно меня выслушали. Пожалуйста, ради блага вашего ребенка и вашего собственного блага не стоит недооценивать важность того, что я вам сейчас скажу.
— Хорошо.
— Вы, миссис Джиллет, находитесь в обществе очень опасного человека.
Тори громко хлопнула дверью за спиной Дорала, заперлась на задвижху, а затем полчаса ругала себя за то, что не вцепилась в физиономию этого мерзавца после его последней реплики.
Но даже долгое время спустя после того, как этот человек покинул ее дом и у нее было время успокоиться, произнесенная им угроза не давала покоя Тори. Ей было, мягко говоря, тревожно. Но больше, чем за себя, она боялась за Хонор.
Тори была самодостаточной, независимой и привыкла заботиться о себе сама, но вовсе не считала ниже своего достоинства попросить о помощи, если в этом была необходимость. Тори набрала телефонный номер.
— Тори, милая, — послышалось на другом кон це. — Я как раз думал о тебе.
Этот приятный мужской голос мгновенно успокоил ее напряженные нервы. Перейдя на сексуальный, обворожительный тон, Тори хрипло спросила:
— И что же ты обо мне думал?
— Как раз сидел, мечтал, пытался угадать, есть ли на тебе сегодня нижнее белье…
— Конечно нет. Моя развратная сущность не изменилась. А иначе почему я тебе звоню?
Мужчине на другом конце провода это было явно приятно. Он рассмеялся хриплым смехом бывшего курильщика. У мужчины были тридцать фунтов лишнего веса и красные прожилки на носу от океанов бурбона, выпитого за пятьдесят восемь лет жизни. Правда, он мог позволить себе пить лучшие сорта.
Звали его Боннел Уоллес, и денег у него было больше, чем у господа бога. Он хранил эти деньги в банке Нью-Орлеана, находившемся в собственности его семьи с тех пор, как испанцы завоевали Луизиану. Или с начала времен. Что там было раньше?
Год назад умерла от рака его любимая жена лет тридцати с чем-то. Опасаясь той же участи, Боннел отказался от сигарет, ограничил себя пятью-шестью порциями выпивки в день и записался в фитнес-клуб Тори. Что более или менее предопределило его будущее.
Он стал кандидатом на роль мужа номер четыре и отлично чувствовал себя в этом качестве, так как считал, что солнце встает и садится в трусиках, которые, как утверждала Тори, она не носила.
