спокойное дыхание. Я не выдерживаю: обнимаю Богдана за плечи и утыкаюсь в его грудь. Какая же она горячая, широкая, надежная. Любимая. Его сердце бьется так громко, что грозится разорвать грудь на кусочки.
– Господи… – только и могу произнести я. – Пусть он выздоровеет. Ничего больше не прошу у тебя… Пожалуйста, боже, я его люблю…
– И я люблю тебя, Алиса, – шепчет он в ответ. Вздрагиваю от неожиданности. Видит бог, я не хотела его будить. – Очень люблю. С первого взгляда.
– Богдан, – я плачу и крепче прижимаюсь к его пылающей груди.
– Не могу тебя обнять, Алиса, – виновато произносит он. Мы смотрим друг на друга и не можем наглядеться. Из его глаз струится неподдельное счастье.
– Ничего страшного, Богдан.
– Алиса, мне столько нужно сказать, родная. Я спешил к тебе, веришь? А еще… – лицо парня искажается гримасой боли. Кажется, слова даются ему с трудом. – Твои картины… – он натужно сглатывает.
– Я знаю. Не говори, пожалуйста, ничего.
– Ты нужна мне, любимая. Только ты… только ты, Лиса, – Богдан тянется ко мне и нежно целует щеки, лоб, нос. Я смеюсь и целую его обветренные губы в ответ.
Мне кажется, я слышу шелест ангельских крылышек над головой. Боясь спугнуть волшебство момента, я кладу голову на грудь Богдана и закрываю глаза.
Богдан
Шаги отдаются эхом в лабиринте каменных коридоров прокуратуры. Яркое летнее солнце струится через высокие окна и путается в блестящих локонах моей Алисы.
– Как я выгляжу? – шепчет она, резко остановившись. Слегка прикусывает губу. Ее длинные ресницы трепещут, на гладкие нежные щеки наползает румянец. – Богдан, что ты молчишь?
Алиса приосанивается, поправляет полы легкого светло-голубого пиджачка и внимательно смотрит на меня. Мой Лисенок. Маленький, взволнованный и самый любимый. Я скольжу взглядом по хрупкой фигурке и задерживаю его на пухлых губах, тронутых розовым блеском. Поверить не могу, что сегодня мы поженимся! Как только я оправился после аварии, сразу потащил мою девчонку подавать заявление.
– Лиси, не волнуйся. Я с тобой, – сжимаю ее ледяные пальчики и касаюсь губами уголка рта.
– Как не волноваться? Может, мне не положено? – Она опасливо оглядывает пропахшие пылью залы прокуратуры.
– Ты у меня самая смелая и отважная, не дрейфь, слышишь?
В конце коридора виднеется дверь в актовый зал, обитая темно-зеленым кожзамом. Я дергаю ручку и пропускаю Алису вперед. Наше появление сопровождается гулом мужских голосов.
– Пришла отважная потеряшка, – басит молодой крепкий блондин Глеб Пахомов, улыбаясь Алисе. – Молодежь, придется немного подождать: руководство будет с минуты на минуту, – добавляет важно и жестом указывает на места в первом ряду.
За небольшим деревянным столом перед сценой сидят Олег Капустин и майор Кононец. С Артемом Дмитриевичем я успел познакомиться во время нового расследования. Капустин здоровается и, сославшись на горящие сроки квартального отчета, зарывается в бумаги.
– Приветствую, Богдан Романович, – Кононец подходит и протягивает руку. Выглядит он подтянутым и спокойным.
– Добрый день, товарищ майор, – отвечаю на приветствие. – Или уже… подполковник? – Нахожу запоздалое объяснение довольному виду Артема Дмитриевича.
– Так точно. Поверить не могу, что дело закрыли!
Алиса поздравляет подполковника Кононца крепким рукопожатием, а затем вздрагивает как от удара, словно вспомнив что-то:
– Как? А сроки апелляции? Судебные заседания проводились в разных городах и регионах России, и о ходе следствия нам сообщал Кононец.
– На апелляцию подает только Юрий Синичкин, – брезгливо кривится Кононец. – Пятнадцать лет, установленные судом, показались адвокату полковника Синичкина слишком большим сроком. Тьфу! Я бы пожизненное дал! Вы бы слышали, какой цирк они устроили после суда, когда «почетного сотрудника Министерства обороны» лишали погон! Не удивлюсь, если они будут собирать подписи в защиту Синичкина.
– А остальные? – спрашиваю я.
– Николая Пахомова и Ярослава Кузьменко приговорили к десяти годам лишения свободы. С учетом других статей, которые изначально вешал прокурор: подделка документов, укрытие преступления, – такой срок – подарок для них. Кузьменко знатно обломался: он собирался баллотироваться как депутат под именем Лаптева Антона Сергеевича, представляете? Совсем совесть потеряли, твари продажные!
– Артем Дмитриевич, а Грузия рассмотрела ходатайство военной прокуратуры? Я помню, что они долго отказывались принимать к сведению… – осторожно произносит Алиса.
– Совсем недавно приняли. А толку, ребят? Обвинить Алашвили и Авалиани можно только в трусости или укрывательстве. Проще говоря, Алашвили не знал, что людей собираются убивать. Он хотел заработать деньги за ложное предупреждение о сходе лавины и камнепаде. Прослушав разговор Юрия Синичкина по рации, он испугался и открылся давнему другу – Зурабу Авалиани. Эти двое связались с военной базой Гори и попросили связиста сохранить записи разговора Синичкина с Ахмедом. Но офицеры предпочли молчать по многим причинам: Вторая чеченская война, постоянные битвы в ущельях, беспорядки, а главное – передача военных баз Министерству обороны Грузии. Тем более Ахмеда, как одного из предводителей банды ваххабитов, застрелили через год. Вот они и успокоились…
– Понятно, – вздыхает Алиса и крепче сжимает мою кисть. – То есть грузинские следователи доказали то, что мы изначально предполагали?
– Верно, – кивает Кононец. – Следователи решили возобновить дело из-за ложного предупреждения о лавине. Гибель в горах без природных катаклизмов показалась им странной… Можем поблагодарить за это Алашвили.
– Выходит, они вышли из воды чистенькими? Те, кто двадцать лет знал правду?
– Не совсем. Их понизили в воинском звании до лейтенантов и мягко попросили подать в отставку. Учитывая российские взаимоотношения с Грузией, это щедро…
– Судьба Вано Саджая по-прежнему остается неизвестной? – спрашиваю я.
– Мы сделали что могли, – разводит руками Кононец. – В аэропорту Тбилиси подтвердили, что Вано скрылся под именем Ивана Саджаровского. Синичкин на последнем заседании суда раскололся об этом. Ждем ответа от Интерпола. Вы же понимаете…
– Спасибо вам, Артем Дмитриевич, – пылко отвечает Алиса. – Я так благодарна всем вам. И вам, Олег Анатольевич! – поворачивается она к Капустину. Ее голос эхом отражается от стен просторного зала. В глазах девчонки блестят слезы. – Никто не верил, а вы выслушали…
Офицеры смущенно опускают головы, пережидая ее искренний порыв. Пахомов ерзает на месте, чувствуя неловкость от нахлынувших воспоминаний.
– Ну-ну, Алиса Ильинична! Отставить слезы, – шутит Кононец. – Памятник отцу поставила?
Алиска всхлипывает и согласно кивает. Тела погибших экспедиторов эксгумировали и вернули родственникам. Мы похоронили Илью Ивановича на кладбище в Снегиреве, рядом с могилой мамы Алисы.
В дверях актового зала появляется высокая фигура полковника юстиции Воронова – областного военного прокурора. За ним деловито шествуют представители прессы с камерами и микрофонами. Капустин, Пахомов и Кононец выстраиваются по стойке «смирно» возле полковника.
– Легенда Алиса Ильинична награждается ведомственной медалью прокуратуры Российской Федерации «За взаимодействие», – усатый полковник торжественно пристегивает на лацкан Алисиного пиджака медаль
