встала со стула, и тут появился Ричард. Он сел рядом со мной и положил локти на стойку.
– Как дела?
Он снял пиджак и закатал рукава рубашки, его загорелые руки приковали к себе мой взгляд.
– Хорошо, собираюсь домой.
– Сейчас всего одиннадцать, – запротестовал он.
Я наклонила голову и повесила сумочку на плечо. И тут он накрыл своей ладонью мою руку.
– Останься! Ради меня! – Его глаза сверкали, он улыбался своей самоуверенной улыбкой. – Пожалуйста! – продолжил он. – Обещаю, тебе будет весело. Угостить тебя коктейлем?
Я немного подумала и кивнула. Ричард подозвал бармена.
– Что ты хочешь? – спросил он.
– Не знаю.
– Шампанское?
– Ладно.
– Отлично. Бутылку Gosset Grand Millesime 2006 года, – сказал он бармену.
Не знаю, сколько было времени, когда я наконец добрела по лестнице до своей квартиры. Но я точно знаю, что с шампанским я перебрала. Внутренний голос отчаянно интересовался, не наделала ли я глупостей, но как я ни пыталась, не могла вспомнить, чтобы сказала или сделала что-то предосудительное. Мы сидели в баре, заказали еще шампанского и болтали до тех пор, пока там не набилось столько народу, что говорить стало невозможно. Тогда Ричард вызвал мне такси и заплатил за него.
Когда я проснулась, на телефоне было сообщение от Ричарда, он спрашивал, не хочу ли я прийти на бранч в ресторан Kitchen & Table. Я немного удивилась, что он захотел встретиться так скоро, но мне было приятно. Жизнь Ричарда точно была намного увлекательнее, чем моя. К тому же он казался мне привлекательным.
Через два часа я сидела в самой высокой башне отеля Clarion и давала подробный отчет о своем детстве. Осматривая сверху Оресунн и поглощая яйцо пашот с беконом и голландским соусом, я рассказывала, что не видела своего отца с пятилетнего возраста, но мы с мамой вполне справляемся без него. Хотя я изо всех сил старалась скрыть свои эмоции, Ричард наклонился через весь стол и погладил меня по руке. Он сказал, что понимает, как непросто пришлось нам с мамой, и его забота очень тронула меня.
Когда мы доели, Ричард предложил поехать в Копенгаген, и я согласилась. Я никогда не пересекала Оресуннский мост, и меня поразили его стальные конструкции и общий вид. Море сверкало на сентябрьском солнце, то тут, тот там виднелись яхты, словно крохотные белые точки на водяной глади.
На набережной Нюхавн мы выбрали ресторан на открытом воздухе рядом с красочными домиками. Ричард заказал плато из морепродуктов, после еды мы обошли половину Копенгагена, а когда снова проголодались, купили венские булочки и фрукты. Меня настолько поглотило происходящее, что я совершенно потеряла счет времени и очень удивилась, когда начало темнеть.
Перед красиво освещенным «Королевским театром» Ричард снял пиджак и накинул его мне на плечи. А потом нежно прикоснулся рукой к моей щеке и поцеловал меня в губы.
Меня охватило ощущение счастья. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то фильме, словно все происходит не по-настоящему. Вернувшись в Мальмё, я поехала к Ричарду, и с этого момента мы все свободное время проводили вместе. А спустя еще пару недель Аннели сообщила, что они с Эдвином хотят жить вместе и мне нужно освободить комнату. Так что я совершенно естественным образом согласилась, когда Ричард предложил переехать к нему.
Автобус опаздывает на несколько минут, но наконец приходит, я прохожу в него и сажусь сзади. Так странно находиться среди людей после всего, что мне пришлось пережить. Жизнь идет своим чередом, и для всех остальных я – просто человек, который едет из точки А в точку Б.
Шофер заводит двигатель, автобус слегка дергается и отправляется в путь. Я смотрю в окно и думаю об одном происшествии, случившемся со мной в детстве. Мы с мамой сидели в автобусе. Я не знаю, где мы были и куда ехали, но я слышала, как она разговаривала по телефону. Она была возбуждена и едва могла усидеть на месте. Она дала мне пакетик конфет, и я выплюнула одну конфетку в руку, чтобы приклеить ее к спинке сиденья передо мной. Светло-красная карамелька намертво приклеилась к ткани, но мама ничего не заметила. Она продолжала разговаривать, а когда автобус остановился, быстро встала и вышла. А я осталась сидеть, не понимая, что происходит, и когда автобус тронулся, я увидела ее исчезающую спину. Я не помню, что именно случилось потом, заплакала ли я и как долго мы ехали, но когда автобус остановился на следующей остановке, туда зашел папа. Он бросился ко мне, схватил меня на руки и крепко прижимал к себе до тех пор, пока мы не вышли. Я помню все очень нечетко, даже не знаю, сколько мне в тот момент было лет, но ощущение того, что меня забыли, я испытываю до сих пор. Оно сидит глубоко во мне, и очень часто я задавала себе вопрос, как мог мой отец бросить нас, понимая, насколько больна моя мать?
Пожилой мужчина в зеленом смотрит на меня, я пытаюсь сползти пониже. Я правильно поступаю? Возможно, мне нужно кричать, умолять о помощи, орать, что произошло что-то ужасное, что нужно срочно звонить в полицию, но я боюсь потерять контроль над ситуацией. К тому же я абсолютно уверена, что у меня шок. Ощущение, что я нахожусь внутри защитного пузыря. Пока я здесь, в отдалении от всего мира, со мной все в порядке, но, если что-то случится и пузырь лопнет, не знаю, как я отреагирую.
Я думаю о том, как я угодила сюда, какие события привели к такому развитию ситуации, какие ошибки я совершила, но у меня нет ответа на эти вопросы. Единственное, в чем я уверена, – я пыталась поступить правильно, пыталась следовать за своим сердцем.
Возможно, именно это моя самая большая ошибка.
Я переехала к Ричарду, и постепенно моя жизнь полностью изменилась. Я никогда не жила в достатке, а теперь просто купалась в деньгах. Ричард платил за все, а я со своим студенческим кредитом с благодарностью принимала его деньги, обещая все вернуть, как только устроюсь на работу.
Я планировала найти такую работу, которую можно было бы совмещать с учебой, но Ричард хотел, чтобы мы проводили свободное время вместе. «Ты – моя лучшая инвестиция», – шутил он, и нам действительно было очень хорошо в его новенькой четырехкомнатной квартире с видом на море.
Три раза в неделю приходила уборщица, Ричард никогда не готовил сам, а дорогая
