о Париже, мне немного взгрустнулось, и как бы я ни убеждала себя, что для Реми это отличный шанс, все же понимала, что скоро потеряю и его.
– Ксю, ну ты чего? – Реми отвлек меня от разглядывания унылого пейзажа за окном и грустных мыслей.
– Все нормально, правда! Просто не хочу с тобой расставаться так надолго. – Я посмотрела на него, а он, напротив, уставился в окно.
– Ксюх, а Гена следит за тобой, не знаешь? – не отрываясь от окна, спросил Реми.
– Не знаю, но думаю, что нет. Он звонит мне каждый вечер и требует отчета: где была, кого видела, что ела. Если бы следил, и так все бы знал. А что?
– А Черниговский не объявлялся? – Проигнорировав мой вопрос, Реми отвернулся от окна и взглянул на меня.
– Нет, у него дела поважнее есть. Например, как уговорить Сбруеву переехать к нему. – Ну вот, еще одна неприятная тема! – Давай не будем говорить о нем.
– Да я с удовольствием, просто… – Задумавшись, Реми вновь посмотрел в окно.– Вон тот черный бумер мне за сегодня раз пятый на глаза попадается. Подумал, что отец за тобой следит.
– Отец?– пискнула я, едва не подавившись очередной картофелиной.
– Ну да. Может, спросишь у него, раз вы теперь возобновили общение?
Первым делом я обернулась. Черный внедорожник с наглухо затонированными стеклами стоял напротив кафе. Я не замечала его раньше. Возможно, Реми просто перестраховывался. Но сейчас я и сама боялась каждого шороха, а потому, не откладывая в долгий ящик, набрала Гену.
– Ксения, ты хотела свободы, я тебе ее даю. Следить и бегать за тобой я больше не собираюсь,– ответил Миронов на прямой вопрос о джипе. – Но номер мне прямо сейчас в эсэмэс пришли, я проверю.
По взволнованному взгляду Реми я поняла, что он слышал ответ Гены. Ответ этот ему явно не понравился.
Волнение Реми передалось и мне. Конечно, здесь в общественном месте, мы были в безопасности, но что будет, когда я останусь одна? Что, если машина действительно преследовала меня? Реми не видел угрозы там, где она действительно была. В его глазах я опасалась только Миронова и Черниговского, но как раз они были для меня наименьшими из зол. Боялась я только одного человека: своего отца, Горского. Липкий, противный, всепоглощающий страх начал расползаться по моему телу, заставляя сжаться в комок.
– Эй, Ксюх, ты чего? – Я и не заметила, как раздавила в ладони палочку картошки.
– Рем, проводишь меня? А лучше давай такси вызовем. Если эта машина нас преследует, то и за такси увяжется.
– Окей, сейчас. – Друг не стал откладывать в долгий ящик наш эксперимент и сразу открыл приложение для вызова машины.– Белый «Ниссан», через девять минут. Успеем допить колу.
Пока ехали домой, вместо обычной болтовни мы молча смотрели по сторонам. Никакой внедорожник нас не преследовал, что позволило немного выдохнуть и перестать волноваться. Однако оставаться одной мне было все еще очень боязно, поэтому Реми решил немного задержаться и поддержать меня.
Пока Реми играл со Шпунтиком, я успела переодеться и поставить чайник.
– Ты какой чай будешь – черный или зеленый? – выглянув из кухни в комнату, спросила друга.
– Любой, но без сахара. Мне кажется, или котяра раздобрел?– Реми сидел на ковре в гостиной и наглаживал кота.
– Еще бы! Трехразовое питание и телячьи нежности почти круглосуточно! Это Егор его в ежовых рукавицах держал, а я балую! – не без гордости заметила я, вернувшись на кухню.
– Ксю, а где у него мышка на веревочке – та, за которой он в прошлый раз бегал?
– Посмотри на подоконнике в корзинке.
Разлив чай по чашкам и поставив на стол овсяное печенье, я хотела уже позвать Реми к столу, но он меня опередил.
– Ксюх! – шепотом, еле дыша, произнес он.– Та тачка черная, она под окнами стоит. Она точно по твою душу.
Выключив в гостиной свет, мы подошли к окну. Автомобиль стоял метрах в тридцати от входа в квартиру. Внутри салона горел слабый свет, в котором легко угадывался мужской силуэт. Минут пять мы молча наблюдали за ним, но ничего не происходило. Мужчина почти неподвижно сидел за рулем и чего-то ждал.
– Точно не от Гены?– неуверенно переспросил Реми.
– Нет, думаю, что нет. Машина слишком дорогая и броская. Ребята Миронова обычно на более неприметных ездят. Да и не стал бы он мне врать.
– Остается Черниговский, – вынес вердикт Реми.– Или я просто чего-то не знаю.
На ватных ногах мы вернулись на кухню. Пить чай уже совершенно не хотелось, как и врать лучшему другу. Странно: я легко открыла душу перед парнем, который меня презирает, но не могла и слова сказать Реми. Это казалось безумно странным и несправедливым по отношению к другу: он, как всегда, был рядом, пытался защитить меня, а я врала. В конце концов, он, как никто другой, имел право рассчитывать на честность и откровенность с моей стороны. И я все ему рассказала. Абсолютно все. Реми слушал молча, не перебивал, не задавал вопросов. Лишь по изменяющемуся выражению его глаз я могла оценить степень его потрясения.
– Как-то так, Реми, – закончила свой рассказ и посмотрела на парня.– Не молчи, пожалуйста! Скажи хоть что-нибудь.
Но он молчал. Сидел за столом, смотрел на меня и молчал. А потом залпом выпил горький холодный чай и улыбнулся.
– Вот где справедливость, Ксю? – Я с недоумением посмотрела на него.– Ты все время смеешься, что я скрываю свои настоящие имя и фамилию, а сама? – Он улыбнулся еще шире, но мне было не до смеха.
– А если серьезно… – Реми резко сосредоточился.– Я, конечно, по жизни редко встречал плохих людей – вот, реально отморозков… ну, если не считать тех, на остановке. Может, поэтому то, что я тебе сейчас скажу, будет очень субъективным, но все же… Вот смотри, у меня два варианта в голове. Первый – самый жестокий. Что, если ты на самом деле дочь Черниговского? Тогда месть Горского мне отчасти понятна. Отчасти – потому что желание убивать мне чуждо во всех смыслах и по любым причинам.
Реми вновь замолчал. Потом встал, подошел ко мне со спины и продолжил, положив свои руки мне на плечи:
– Тогда Тимур – твой брат. Ксю, это все так неправильно! Черт! Но это полбеды. Если ты – дочь Черниговского, то за окном, в черной тачке, может быть Горский, и вряд ли он планирует просто попить с тобой чайку. А это уже реально страшно!
– Тимур мне не брат. Он не родной
