квартиру, где, как выразилась старуха, «убивают»...
«Почему — убивают?» — подумала Кира. Девчонке было стыдно кричать «насилуют»? Может быть. Что был за грохот? Ни один человек не мог стучать так головой другого человека или раскроил бы голову ко всем чертям. Да, девочка была в крови, но травмы были не настолько серьезными. Что тогда? Опрокинулась мебель? Падать нечему. У Лени диван.
На диване были следы... «биологических жидкостей».
Слышимость в квартирах отличная. Кира услышала, как у Юлии что-то опрокинул кот. А старухе колотили в стенку. Леня колотил головой этой Танечки? Да, на стене обнаружили кровь, но и только, не так, чтобы Тане разбили голову. Может, нос? Хотя этого момента Кира не помнила и отметила, что надо спросить адвоката. Юлия слышала крики; может быть, если она действительно была занята, не придала им значения, мало ли кто кричит и почему, а вот бабка — у той слух хороший, а времени полно.
«Теперь отыгралась за все, старая сука...»
Полиция приехала быстро. Ну как быстро... Леня открыл, ничего не подозревая. Они уже закончили, девочка даже успела замыть кровь и чем-то залепить ссадины на голове. Но когда сержант спросил, что случилось, почему крики, заявила: «Он меня изнасиловал».
Получалось, что если бы не бабка, не Юлия и не сержант, то Таня вообще не пошла бы в полицию?
Если бы она уже ушла, то Леня сказал бы: да мы просто поссорились? Или что?
Леня тоже переживал. Иногда его прорывало, и он говорил, как на самом деле все было... Как у всех, пожимала плечами Кира, вряд ли у кого-то этот самый «первый раз» точь-в-точь такой, как пишут в книгах. Леня искал у нее помощи, он сам показал Кире копии всех документов, сам попросил адвоката встретиться с его матерью, сам позвонил следователю и подтвердил, что не возражает против ее визита. Но также он замыкался в себе, кричал, уходил в комнату, Кира боялась, что он из дома уйдет или наложит на себя руки, но обошлось. Наверное, он не хотел давать никакого повода для подозрений на работе и, возможно, в колледже. Вину он признал, да и смысла не было не признавать. Они не предохранялись, а подмываться эта дуреха не стала.
«Кровь смыла...»
Будь проклята эта экспертиза.
Кира посмотрела на давно потухшую сигарету, на пепел, нападавший на пол. Во рту было кисло и мерзко.
Она вернулась в прихожую. Визитку, сейчас уже некий пережиток, следователь на автомате дал ей, как только она вошла.
«Валентин Георгиевич Невстроев», — прочитала Кира. «Красиво...»
Телефон не отвечал. Ни рабочий, ни мобильный. После нескольких безуспешных попыток Кира взглянула на часы: половина девятого вечера, следователь, наверное, давно ушел домой, это только в кино они на работе ночуют и хватают мобильники на все звонки с незнакомых номеров.
Кира отложила в сторону телефон. Тишина в квартире давила, а звуки за пределами стен говорили о том, что мир вокруг не вымер.
— Ты такая молодец, сделала всего две ошибки. Теперь давай печатай второе слово.
Лиза откинулась на спинку стула и рассмеялась. Заразительно и звонко, так смеется только искренний человек, свободный от предрассудков.
Самого Валентина работа быстро отучила мыслить шаблонами и паттернами.
Нелегал, дважды судимый у себя на родине за мелкие кражи по малолетке, помог задержать грабителя, напавшего на пожилую женщину. Отец семейства, уважаемый чиновник, благотворитель и радетель за чистоту чиновничьих рук поехал в места не столь отдаленные за причинение тяжких телесных собственной жене. Глазастая «феечка» с утиными губками и пятым размером из ведущей клиники пластической хирургии час сидела на обочине, бросив дорогущий «Порше», и смачивала «Перье» пересохшие губы сбитого лихачом бомжа, пока по пробкам не добрались ДПС и скорая. Отличница и олимпиадница хладнокровно убила одноклассницу только за то, что родители той сорвали джекпот в лотерее. Психиатр, мать двоих малолетних детей, женщина, «достойная во всех отношениях», попалась на краже наркотических средств и их неумеренном употреблении...
— Шутник, — бросила Лиза, — клавиша западает. Надо сказать, чтобы дали новую клавиатуру. Голова-то прошла?
И она посмотрела на Валентина хитро и выжидающе.
— Прошла, — соврал он и вспомнил, что она говорила: прогулка на пароходе с друзьями. Лиза серьезно увлекалась фотографией, у нее был даже блог в инстаграме, довольно популярный, и сейчас Валентин поискал взглядом рюкзак с камерой.
Лиза это заметила и состроила довольную мордочку.
— Иди, — махнул он рукой. — Я сам допечатаю.
— Завтра с утра я у экспертов, — сообщила Лиза, и не подумав кокетничать и сопротивляться. — Может, что-то по делу Яковлева будет ясно. — Теперь она была совершенно серьезна. — Между прочим, я посмотрела материал повнимательней… на твоем месте я бы еще раз с ним поговорила.
Валентин, уже усевшийся за компьютер, резко откатил назад кресло. Дело Яковлева, как они его между собой называли, было довольно простым. На первый взгляд.
— Вот скажи, Тин, — вздохнула Лиза, а Валентин ответил ей точно такой же притворной гримасой: «Не смей меня так называть!». — Ты сам-то веришь, что пацан-аутист мог застрелить свою мать?
«Девчонка сущий гик, или как их там зовут в интернетах, но до чего она классная», — вспомнил Валентин слова шефа. С этим было сложно не согласиться.
— Отпечатки его, — поморщился он. — В квартире никого не было.
— Ему почти пятнадцать, — напомнила Лиза, надевая рюкзак с фототехникой. — И это, тут жизнь, не кино. А про кино я, спасибо папе, знаю достаточно. Чтобы ребенок сумел застрелить человека? Не верю.
— Почти в упор. — Валентин продолжил сопротивляться. — По доказухе — он, точно.
— А если подумать?
А если подумать, с тоской решил Валентин, то все намного сложнее. Мальчишка не разговаривал — не хотел, черкал какие-то рисунки, непонятные, странные, и ни один специалист не сказал о них ничего дельного. «Какой тебе диагноз по картинке? — пожал плечами их постоянный эксперт-психиатр. — Это вон к девочкам, которые все про всех знают. Психологички которые. Рисунки и рисунки, обычная мазня, может, мне еще тебе твой профиль составить по твоим рожицам на старых протоколах?»
Эксперт был, конечно, прав. Мальчишка таким образом закрывался, уходил в себя, и сложно было ждать чего-то иного при его болезни. Валентину сначала казалось, что он и гибель матери не осознает, но потом понял — осознает, переживает, но даже такими переживаниями он не
