у него было ужасное настроение. Стоял конец мая, и я надела летнее платье из белого льна. Я сразу же увидела по взгляду Ричарда, что оно ему не нравится.
– Мне переодеться?
Он посмотрел на часы.
– Не уверен, что ты успеешь.
– Ладно. Тогда пойду так, ведь это же все-таки летний фуршет.
Ричард вздохнул:
– Да, но мы встретим моих клиентов. Как тебе кажется, что они подумают, когда увидят тебя в таком виде? – Он покачал головой. – Надень зеленое платье, – сказал он. – Серьги с бриллиантами, духи Tom Farr. И, пожалуйста, побыстрее.
Он и раньше советовал мне, как одеться, но никогда не делал это таким тоном. Я понимала, что он нервничает. Пару дней назад он потерял значительную сумму денег, и когда я постаралась утешить его, говоря, что все наверняка не так страшно, как ему кажется, он посмотрел на меня как на идиотку.
– Не страшно? – прошипел он. – Я только что потерял двадцать два миллиона крон, и ты считаешь, что это не страшно?
Я сделала все, как он хотел, надела зеленое платье, серьги с бриллиантами, не забыла про духи Tom Farr, а потом на фуршете улыбалась и разговаривала со всеми подряд. Но весь вечер у меня в животе все сжималось, а когда мы вернулись домой, Ричард сразу же заперся в своем кабинете. Я забралась в постель и расплакалась.
На автобусе я еду долго. В ровном темпе, не торопясь, мы плетемся по шоссе. Изредка автобус останавливается, чтобы впустить или выпустить кого-нибудь в одном из отдаленных городков, островками затесавшихся среди полей.
Наконец мы подъезжаем к Хельсинборгу, и, когда мы спускаемся по высокому холму мимо парка Оресунн, я узнаю привычные места. Я прижимаюсь к окну и высматриваю «Кнютпунктен», автобусную станцию, на которой мне нужно выйти и пересесть на поезд до Мальмё.
Я была здесь всего пару недель назад. В середине августа мы с Ричардом ездили на пароме в Хельсингёр – это была одна из многочисленных попыток вдохнуть жизнь в наши погибающие отношения.
Во время каникул между нами все более-менее наладилось. Ричард взял отпуск на три недели, одну из них мы провели в очаровательном маленьком отеле на озере Комо. Целыми днями мы катались по озеру на катере, который арендовал Ричард, останавливались в маленьких заливах, устраивали пикники, находили пляжи для купания и обедали в чудесных местных ресторанчиках. Мы словно вырвались из реальности и наконец смогли побыть наедине с собой.
Но как только мы вернулись и Ричард вышел на работу, все стало как раньше. Примерно тогда же и начались эти звонки. Среди ночи у него зазвонил телефон и не переставал звонить, пока Ричард не взял трубку, но на том конце никого не было. Когда это случилось в первый раз, я заметила, что Ричард испугался. Он никогда не рассказывал мне, в чем дело, только промямлил что-то неубедительное о коллеге из США, который не подумал о разнице во времени. Но все продолжилось, и он встревожился еще больше. Ему нужно было знать, где я нахожусь каждую секунду, когда не сплю, он хотел полностью контролировать мои дела.
Однажды в начале семестра у нас отменили лекцию, и мы с однокурсниками решили пойти поесть суши на улицу Местер Йохансгатан. Когда я вернулась домой, Ричард спросил меня, что я делала сегодня. Я ответила, что ничего особенного, потому что не хотела объяснять ему, почему вышла с территории университета и с кем общалась. Я подумала, что не так уж и важно, где именно я была, но как только я ответила, черная тень пронеслась по лицу Ричарда.
– Что ты хочешь на ужин? – спросил он, не сводя с меня взгляда. – Я бы не отказался от суши.
В этот момент я поняла, что он, видимо, установил на мой телефон какую-то программу слежения и наблюдал за моими передвижениями. Конечно, я понимала, что он беспокоится обо мне, но мне очень не нравилось то, что он настолько меня контролирует. Я хотела обсудить с ним этот вопрос, но решила вместо этого скачать приложение, которое блокирует отслеживание, и установить неверные координаты GPS, чтобы он видел, что я нахожусь в университете, даже тогда, когда я буду совсем в другом месте.
Конечно, не все в наших отношениях было плохо. У нас все еще были очень приятные моменты. Ричард мог быть веселым и любящим, но чем больше он погружался в свою работу, тем более одинокой я себя ощущала. Я начала задумываться над тем, куда я пойду, когда все будет кончено. У меня не было денег, и я знала, как расстроится мама, если я брошу учебу и вернусь домой в Гренгесберг.
От этой мысли мне стало грустно, и я искренне понадеялась на то, что все наладится, когда дела на работе Ричарда улягутся. Несколько раз я говорила Ричарду, что он может поговорить со мной о том, что происходит, но он всегда отвечал, что не понимает, что я имею в виду. К тому же он начал прятать свой компьютер и бумаги, относящиеся к работе, и мы медленно, но верно отдалялись друг от друга.
В конце августа Ричард поехал во Франкфурт на встречу с клиентом. Я сидела одна на диване с бокалом вина, и тут мне в голову пришла мысль. Было очевидно, что Ричард от меня что-то скрывает, и я подумала, что, если мне удастся разузнать, в чем дело, мне будет легче разговорить его.
Я подошла к дверям в кабинет Ричарда и поискала глазами камеру наблюдения, но не увидела ее. В руках у меня была тряпка для пыли, так что, если бы Ричард увидел, что я зашла к нему в кабинет, я бы сказала, что убирала. Это, конечно, полная чушь, в которую он никогда бы не поверил, но это хоть как-то объясняло мой поступок.
Я прошла по комнате, протерла мебель и стены. В кабинете почти не было мебели. У окна стояли письменный стол и стул, на одной стене висела книжная полка с несколькими папками, книгами и полупустым накопителем для бумаг. На письменном столе стоял стакан с ручками и карандашами и наша фотография в рамке, сделанная профессиональным фотографом, Ричарду нужна была такая для банка. Человек, у которого есть постоянные отношения, кажется клиентам более надежным, так он мне объяснил.
Я молча разглядывала себя в темном длинном платье с убранными волосами. Мне никогда не нравилось фотографироваться, и на этой фотографии я
