мне его назовешь?
— Можно… Галина Петровна, извините… я сейчас. Мне нужно объясниться… Рина… Катя… вы можете выйти?
— С удовольствием! — процедила девушка.
С огромным.
Все-таки перед психологом как-то неудобно. Такой доверительный разговор только что был… Вот тебе и инкогнито.
Не сбежал бы! Хотя… уж его-то Зорка догонит. И очень быстро.
— Итак, Борис Иванович! — угрожающе начала она еще на лестнице. — Не знаю, что мне хотели сказать вы, но у меня точно есть к вам пара вопросов. По поводу Михаила. Вы меня к нему привели просто по дружбе, или он вам за каждую девочку процент отстегивает?
Он вдруг мучительно покраснел. Надо же! Стеснительный сутенер.
— Я понимаю, как это выглядело… Сейчас действительно понимаю. Но я не думал, что Михаил… Он же мой друг.
— Скажи мне, кто твой друг…
— Наверное… вы вправе так обо мне думать… — в глаза Борис Иванович не смотрит упорно.
Все-таки врет? Или действительно не ждал подобных фортелей от друга лепшего? И до сих пор его оправдывает?
И что с ним, таким, делать? Не бить же, в самом деле.
— Зорина, поверьте, я бы никогда… — мямлит Борис. Разглядывает серый (не особо чистый) пол.
Кабинет у Галины Петровны так и сияет, но коридор тут — общий для многих. Кто только не снимает кабинеты, кабинетики и совсем клетушки.
— Вы это уже говорили, — фыркнула Зорка.
Наверху показался нагловатый парень чуть старше ее. Покосился на обоих.
Пришлось пропустить. А заодно и глянуть посерьезнее. Чтобы предпочел убраться сам. Без комментариев и без промедления.
— Я бы никогда не сделал ничего дурного ни вам, ни вашей матери…
Это еще что за намеки?! Да что он себе…
— Если вы хоть на шаг к ней подойдете… — начала Зорка.
— Я — один из ее врачей. Уже несколько месяцев.
— Она же в другой больнице…
Вот черт! Придется еще и с этим обращаться к тете.
— Я и там работаю…
Сволочь! И пусть еще теперь скажет, что это совпадение. А заодно и — кто его подослал.
— Вы — просто вездесущий.
Может, все-таки врезать? Прямо в эти якобы невинные глаза.
— Зорина…
Теперь на лестничную площадку высунулась немолодая медсестра. Снизу. И убралась гораздо медленнее парня.
А у Зорки было время досчитать до пятидесяти. И хоть немного успокоиться.
— Я поняла. Хорошо, перефразирую: если ваш Михаил хоть на шаг подойдет…
— Да кто же его пустит? Он ведь не психиатр. И вообще там не работает…
— Ясно, — вздохнула Зорка. — Это не означает, что я вам верю. Но если вы…
— Я клянусь!
Забавно, что его она зовет по имени-отчеству, а его друга, что выглядит прилично старше, — Михой. Впрочем, Дэна же Зорка звала по имени. Даже по двум именам.
Ладно. Можно топать вон. Лишний раз видеть этого… сводника — всё равно охоты нет. Да и ему ее — наверняка тоже.
— Зорина, у вас всё в порядке?
Еще и дежурный вопрос. И какого ответа люди обычно ждут? Ведь как бы ни обстояло истинное положение дел, ответ будет: «Всё норм».
Так зачем вообще спрашивать? Для очистки совести? Из банальной вежливости?
— Более чем, спасибо за беспокойство. Полный окей. А у вас? Как жена, дети?
Зачем Зорка вообще продолжает идти рядом? Чего от него хочет? А он от нее?
— Спасибо. Жена, дети и теща в полном порядке. А вы очень изменились, Зорина.
— Прошла целая вечность. Или полвечности.
Вселенная столько не существует.
— Как вы жили?
А его какое дело?
— Плыла против течения. Как все. — Кому не везет. — Ничего нового.
Училась. Встречалась с «золотым» мальчиком. Схоронила Никиту. Обрыдала подушку. Чуть не прибила еще одного мерзавца. В отличие от Михи — вооруженного. И жаль, что только «чуть».
Еще опять же «чуть» не села на наркотики. Потеряла девственность. Что еще?
Да и этого хватит. Полная насыщенная жизнь. На кучу фильмов хватит. Разного жанра.
— Надеюсь, тогда ребенок заснул быстро? — вспомнила Зорка.
Все-таки сволочью по отношению к безобидной (и ни в чём еще не повинной) мелочи быть не хочется.
Даже странно. Худой, нескладный, смешной Борис меньше всего похож на отца семейства.
— Нет. Но она вообще просыпается легко. Это девочка. Дочка. А я — на грани развода. Но вовсе не из-за вас…
А это он зачем ей рассказывает? Больше некому? Нарывается на жалость?
Зачем люди вообще говорят о себе такие вещи? Особенно — почти незнакомым?
С другой стороны — со знакомыми потом общаться дальше. В глаза им смотреть, краснеть опять же. А тут — эффект попутчика в поезде.
Институт психоанализа-то у нас всё еще не особо развит. Да и по карману — далеко не всем. Даже в Питере.
А к бывшей преподше пойдешь не со всем. Или как раз к ней Борис шел именно с семейными проблемами, а тут — Зорка…
— Почему? — Попутчику положено задавать вопросы, правильно? Тянуть никому не нужные подробности.
— Валентина думает, мы — слишком разные люди. Или так думает ее мама.
— А внучку ей не жалко? Я не думаю, что вы — самый жуткий отец на Земле. Или даже в России.
Вот этого Зорка точно не думает. Вполне возможно, папаша Борис — действительно приличный. Вряд ли много пьет и буянит. И без работы наверняка не сидит.
— Жалко. Поэтому она хочет, чтобы у него был обеспеченный отчим. Только не у внука, а у внуков. Их двое.
Значит, Зорка и впрямь случайно угадала. Тетя Тамара в таких случаях всегда презрительно кривится: «Охота кому-то нищету плодить!»
Кстати, не факт, что второй муж этой Валентины станет таким уж во всём положительным. Обеспеченные не особо рвутся взваливать на себя «хвост» — да еще и чужой. И не только они. Большинство предпочитает если уж растить детей, то своих. Отчим тому яркий пример.
Впрочем, насчет любимых сыновей и дочерей матери ошибаются часто. Мама тоже каждый раз думала, что устроить счастливую жизнь Динке мешает лишь ее нынешний парень. А вот бросит она его — и потекут молочные реки в кисельных берегах.
А сердиться на Бориса больше не получается. Больно уж он… невезучий. Как и сама Зорка. Как Женька и семья его нового друга.
Но не как Никита. Потому что все они — еще живы. Барахтаются.
— Дети останутся с матерью?
Иначе ведь и не бывает? В России. Ну, кроме семей новых русских.
— Нет. Я буду настаивать, чтобы сын остался со мной. У меня тоже есть права, в конце концов.
— Замечательно!
Какой-то восточный дядька в одной смутно запомнившейся передаче даже обосновывал это
