на ней футболку и прижимается губами к животу.
– На самой большой зануде.
Они медленно раздеваются, помогая друг другу. К моменту, когда Том стягивает с нее белье, Кэтрин уже не чувствует конечностей от возбуждения. Негнущиеся пальцы действуют словно по собственной воле, исследуя дорожку волос у него на животе, обхватывая огромный член.
– Не балуйся, – предупреждает Том, но Кэтрин только плотнее, насколько это возможно, сжимает пальцы. – Доктор Гибсон, вы нарываетесь.
– Думаешь, только я теперь в твоей власти, мистер Гибсон? – смеется она в поцелуй. – Ну уж нет, ты в моей тоже.
– Хочешь покомандовать? – хитро сводит брови он.
– Ложись на спину.
Том поднимает ладони, сдаваясь, и ложится на огромную кровать. Кэтрин теперь сама нависает над ним и даже блокирует его руки своими. В его глазах загорается что-то новое.
– Отсюда твоя грудь выглядит по-особенному, – опускает взгляд он.
– Только она?
– Нет, – Том кусает губы, – но это дразнит.
Кэтрин оставляет влажную дорожку из поцелуев на его груди и опускается к члену. Теперь он не так пугает, как в первый раз, хотя иногда приходится останавливать Тома – он забывается, становится больно. Но сейчас она может сама все контролировать, и именно этим и собирается заняться.
Ее язык касается головки, и Том вздрагивает. От ласки его дыхание учащается. Потом рука тянется к лицу Кэтрин, но останавливается в паре дюймов.
– Господи, милая, – стонет он.
Совсем немного, и его глаза закатятся от оргазма. Кэтрин уже знает каждую его реакцию, но сегодня Том удивляет: он держится, несмотря на то что она двигается быстро и ритмично, так, как ему обычно нравится.
Он побеждает: Кэтрин сдается и поднимается, чтобы через пару секунд уже направить его в себя. Они отказались от презервативов месяц назад. Том все равно не умел их выбирать, и они передавливали. И теперь это почему-то ощущается особенным, несмотря на то что риска забеременеть нет – она на противозачаточных инъекциях.
Между ними нет преград в виде одежды или стеснения. Только два тела, которые сейчас двигаются навстречу друг другу, словно так было всегда. Голова кружится от интимности момента: влюбленный взгляд Тома ласкает ее изгибы, и хочется опуститься сильнее, чтобы увидеть, как в глубине зрачков вспыхивают сумасшедшие огни.
Его член дарит ей незабываемое ощущение: словно внутри оказывается еще больше чувствительных точек, чем те, о которых она знала. От переполняющих эмоций Кэтрин жмурится, кусает губы и несдержанно стонет, отклоняясь назад и цепляясь за его ноги.
Тело горит от касаний, а голова становится легкой, как в невесомости. Из нее вырывается стоном слово «муж», и в этот же момент покорность Тома заканчивается: он останавливает ее, придерживая бедра одной рукой, и двигается сам.
– Держись за меня, – слышится хриплый приказ, заставляющий открыть глаза.
Большой палец второй руки ложится на ее клитор, лишая возможности дышать. Том ускоряется, движения становятся глубже, но неприятных ощущений не появляется – только чистое удовольствие.
Том все равно берет дело под свой контроль, словно уж в сексе-то он точно знает, как нужно. И Кэтрин отдается в его безраздельную власть, позволяя уложить себя на бок.
Она тонет в поцелуях, быстрых движениях, ласках и комплиментах. Том окружает любовью и будит внутри страсть, которая раньше не давала о себе знать. Когда ее накрывает оргазмом, на губах застывает слово «люблю». Он вскоре присоединяется к ней, замирает и тут же прижимает к себе.
Проходят долгие минуты абсолютной эйфории, пока они обнимаются в тишине и переводят дух. Кэтрин рассматривает их переплетенные пальцы, и на обеих руках блестят кольца. Это все еще сумасшествие: она никогда не представляла, что может выйти замуж вот так. В Вегасе. Их отношения остаются тайной для ее родителей и его братьев. Они вместе всего пару месяцев. Он все еще болен раком…
Но она счастлива и благодарна за то, что Том придумал эту дурацкую свадьбу. Даже если произошедшее ничего по-настоящему не изменит в них, все равно получилось весело.
Том заставляет ее чудить вместе с ним, и это свежо и необычно: он привносит в размеренную жизнь онколога, которую она для себя построила, что-то, чего ей хотелось. Причем Кэтрин сама не понимала, что ей этого хочется, но теперь точно знает: да, это оно.
В какой-то момент кажется, что он уснул: дыхание успокаивается, становится ровным. Лучшее окончание этого сложного и насыщенного дня.
– Кораблестроитель, – вдруг шепчет ей на ухо Том.
– Что? – застывает Кэтрин.
– Ты могла бы стать кораблестроителем. Ты бы конструировала маленькие речные лодочки или огромные танкеры.
– А потом мой танкер разлил бы нефть по всему Мексиканскому заливу, и меня бы посадили, – добавляет Кэтрин.
– Ни в коем случае. Ты была бы самым внимательным и рискоориентированным кораблестроителем. Таким, какой ты сейчас врач.
– Думаешь, я не делала ошибок? – поворачивается она лицом к нему.
– А ты думаешь, что делала?
– Однажды я убила человека.
У Тома отвисает челюсть, и Кэтрин торопится снова отвернуться. Она выбрала худшее время, чтобы рассказать эту историю, но по гнетущему молчанию понимает: теперь придется выложить все.
Нужно запомнить на будущее: не трепаться после секса. Словно у потока мыслей пропадает фильтр.
– Давай потом как-нибудь…
– Я тоже не мальчик из христианской школы, – Том подгребает ее под себя и прижимает сильнее, – а теперь еще и твой муж. Выкладывай.
– У одной из первых пациенток была меланома. Я взяла ее вскоре после того, как заняла должность, так что меня уже меньше контролировали.
Ладони становятся влажными от волнения и страха. Она старается вспоминать об этой истории пореже: слишком больно и стыдно. Как можно было так облажаться…
– Я назначила «Дакарбазин», в ее случае мне показалось, что это будет наиболее быстрое и эффективное лечение. Вернее… Том, ты должен кое-что понять, – сбивчиво объясняет Кэтрин. – И постараться не примерять на себя, твой случай особенный. Моя глобальная задача – это не вылечить человека.
– Какая тогда?
– Убить рак. Сейчас есть очень много поддерживающих мер. Они помогают снять побочные эффекты и в целом… улучшить качество жизни. Но в первую очередь нам нужно убить рак. Именно поэтому тебе приходится проходить через все это – мы как… как будто стреляем дробью. Что-то еще может зацепить.
– То есть мой желудок – это сопутствующий ущерб на войне Жасмин с моим раком?
– Немного грубое сравнение, но в целом да.
– И что тогда ты сделала не так?
– Неверно рассчитала дозировку препарата. Пациентка умерла, потому что химиотерапия убила ее быстрее, чем рак, – выпаливает Кэтрин.
А самое страшное – она далеко не сразу это поняла. Только пару месяцев
