Она осуждающе поджала губы.
— Ты ведь знаешь, Джуниор, как я отношусь к наркотикам.
— Марихуана не наркотик.
— Нет, наркотик.
— Ах, Стейси, — жалобно сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в ухо. — Бывшая жена не имеет права браниться.
От прикосновения его губ внутри у нее все затрепетало. Ее недовольство растаяло, как мороженое в августовскую жару.
— Я и не думала бранить тебя. Просто мне интересно, почему ты вдруг пришел сегодня после стольких лет.
— Захотелось.
Она знала, что для Джуниора это действительно причина. Он развалился на диване и, потянув се за руку, усадил рядом с собой.
— Нет, не включай лампу, — сказал он, когда она потянулась к выключателю. — Давай просто посидим рядом и попьем какао.
— Я слышала о беде на ранчо, — сказала она после небольшой паузы.
— Все уже расчистили. Даже следов не осталось. Еще легко отделались.
Она нерешительно коснулась его рукой.
— Тебя могло ранить.
Он поставил пустую чашку на журнальный столик и вздохнул.
— Тебя все еще заботит моя безопасность?
— Конечно.
— Никто не относился ко мне так, как ты, Стейси. Мне не хватает тебя. — Он взял се руку и сжал в своих ладонях.
— У тебя усталый и озабоченный вид.
— Ничего не поделаешь.
— Это из-за нападения?
— Нет. — Он еще глубже погрузился в подушки дивана, положил голову на его спинку. — Вся эта каша, которая заварилась вокруг убийства Седины. Неприятно до чертиков. — Он наклонил голову, так что она оказалась у нее на плече. — М-м, как от тебя хорошо пахнет. Именно этого запаха мне и не хватало. Такой чистый. — Он уткнулся ей в шею.
— А что тебя так тревожит в этом расследовании?
— Да ничего особенного. Просто у Алекс вышел сегодня с матерью скандал. Мать проговорилась, что Седина нагуляла ее и поэтому ей пришлось выйти замуж за того солдата. Сцена была не из приятных.
Он обнял ее за талию. Стейси машинально подняла руку, чтобы погладить его по щеке, и прижала его голову к своей груди.
— Я солгала ей, — тихо призналась она, — не сказала всей правды.
Джуниор пробормотал что-то, не проявив никакого интереса.
— Я не сказала ей, что была в конюшне в тот день, когда убили Седину.
— Почему?
— Я не хотела, чтобы она набросилась на меня с вопросами. Я ее не выношу, Джуниор, у тебя ведь снова неприятности из-за нее.
— Алекс тут ни при чем. Она не виновата.
Знакомая песня. Стейси от нее прямо передернуло. То же самое Джуниор говорил и о Селине. Как бы подло она с ним ни поступала, он ни разу не сказал о ней ни единого резкого слова.
— Ненавижу эту девчонку Седины так же, как и ее мать! — прошептала Стейси.
Алкоголь и крепкая мексиканская травка уже притупили мысли Джуниора.
— Забудь сейчас об этом. Так хорошо, да? — бормотал он, скользя рукой, а вслед за ней и губами к ее груди. Его влажный язык коснулся ее соска.
— Тебе раньше нравилось, когда я делал так.
— И сейчас нравится.
— Правда? А так? Вот так тебе еще нравится? — спросил он, втянув в рот ее сосок и погружая руку в пушистую влажную теплоту между ногами.
Она со стоном произнесла его имя.
— Если ты не хочешь, я настаивать не буду. — Он слегка отстранился.
— Нет-нет, — быстро сказала она, снова притягивая к себе его голову и зажимая ногами его руку. — Я хочу. Пожалуйста.
— Стейси, Стейси, как нужна мне сегодня твоя нежная, заботливая любовь. Ты всегда помогала мне, когда мне бывало несладко. — Он поднял голову от ее груди и поцеловал в губы долгим, медленным, глубоким поцелуем. — А помнишь, что мне нравилось больше всего? — спросил он, не отнимая губ.
— Помню. — Она серьезно посмотрела на него снизу вверх. Он улыбнулся ей блаженной ангельской улыбкой. Когда он смотрел на нее вот так, она ни в чем не могла отказать ему — ни тогда, когда они были еще подростками, ни когда были женаты, ни сейчас, никогда.
И Стейси Уоллес Минтон, добропорядочная и высоконравственная дочь судьи, проворно опустилась перед ним на колени, поспешно расстегнула ширинку и взяла вожделенный предмет своим голодным ртом.
— Мисс Гейтер, мэм! Мисс Гейгер? Вы здесь? Алекс дремала. Ее разбудил стук в уже отремонтированную дверь, она проснулась и обнаружила, что лежит поверх покрывала. Тело онемело и замерзло. Глаза распухли от слез.
— Что вам нужно? — хрипло спросила она. — Уходите.
— У вас снята телефонная трубка, мэм?
— Черт! — Она спустила ноги с кровати. Одежда ее помялась и сбилась в комок. Она одернула ее, подошла к окну и отодвинула занавеску. У двери стоял ночной дежурный мотеля.
— Я сняла трубку, чтобы меня не беспокоили, — объяснила она через окно.
Он смотрел на нее, радостно улыбаясь, очевидно, тому, что она жива.
— Тогда извините, что побеспокоил вас, мэм. Все потому, что этот парень никак не мог до вас дозвониться. Все доказывал, мол, не может быть, чтобы вы так долго говорили по телефону.
— Какой парень?
— То ли Харпер, то ли Харрис, — бормотал он, заглядывая в зажатую в руке бумажку. Он поднес ее поближе к лампе над дверью. — Никак не могу разобрать, что я тут нацарапал. С письмом у меня плоховато.
— Харпер? Грег Харпер?
— Похоже, он, мэм.
Алекс опустила занавеску, сняла цепочку и открыла дверь.
— Он сказал, что ему нужно?
— А как же. Просил передать, что вы должны быть в Остине завтра в десять часов утра на совещании. Алекс в недоумении уставилась на дежурного.
— Наверно, вы не правильно записали. Завтра в десять утра?
— Так и сказал. Какое не правильно, вот, гляньте-ка, здесь все записано. — Он показал ей клочок бумаги с карандашными каракулями. — Он названивал вам весь день, а потом его соединили с дежурным, потому что он не мог дозвониться до вас. В конце концов он сказал, что должен куда-то идти вечером, а мне велел сходить к вам и передать все лично, ну я так и сделал. Так что спокойной ночи!
— Подождите!
— Знаете, мне ведь положено сидеть на коммутаторе.
— А он не сказал, что за совещание и почему так срочно?
— Не-е, только, что вам надо быть там.
Он выжидательно медлил. Когда же она, бормоча слова благодарности, сунула ему в руку доллар, резво помчался в сторону вестибюля.
Алекс задумчиво закрыла дверь и вновь перечитала записку. Бессмыслица какая-то. Такая загадочность совсем не в духе Грега. И не в его духе назначать совещания, на которые практически невозможно успеть.
Когда она несколько оправилась от изумления, перед ней встала вся чудовищная трудность этой задачи. Ей надо быть в Остине завтра в десять утра. Сейчас уже темно. Если выехать немедленно, придется ехать всю ночь, и приедешь в Остин ни свет ни заря.
