Карлайл решил вступиться.
— Эдвард, с таким же успехом ты можешь пойти и найти Джаспера, пока он не ушел далеко. Я уверен, он расстроен из-за произошедшего, и я сомневаюсь, что он послушает сейчас кого-нибудь кроме тебя.
— Да, — я горячо согласилась.
— Иди и найди Джаспера.
— Ты лучше сделай что-нибудь полезное, — добавила Элис.
Глаза Эдварда сузились, когда мы на него набросились, но, в конце концов, он кивнул и беспрекословно удалился через кухонную дверь. Я была уверенна, что он не сделал ни одного вздоха с того момента, как я порезала палец.
Онемение, смертельное чувство растеклось по моей руке.
Хотя оно и притупило боль от укола, оно напомнило мне о глубокой ране, и я тщательно смотрела на лицо Карлайла, стараясь отвлечься от того, что делали его руки. Его волосы мерцали золотом в ярком свете, когда он склонялся над моей рукой. Я чувствовала слабые позывы обморока, но я решила не позволять моей обычной слабости взять вверх. Сейчас не было боли, только нежное тянущее ощущение, которое я пыталась игнорировать. Не было причин вести себя как ребенок.
Если бы она не была в поле моего зрения, я бы не заметила, как Элис сдалась и начала прокрадываться к выходу из комнаты. С крошечной извиняющейся улыбкой на губах, она исчезла сквозь дверной проем кухни.
— Что ж, теперь все, — я вздохнула. — Я могу отчистить комнату, по крайне мере.
— Это не твоя вина, — Карлайл утешил меня посмеиваясь. — Это могло произойти с каждым.
— Могло, — повторила я. — Но обычно происходит только со мной.
Он снова засмеялся.
Его невозмутимое спокойствие удивительно контрастировало с реакцией остальных. Я не могла найти ни одного следа беспокойства на его лице. Он работал быстрыми уверенными движениями. Кроме звука нашего дыхания слышен был мягкий звон, звон, когда крохотные кусочки стекла падали один за другим на стол.
— Как ты можешь это выносить? — я потребовала объяснения. — Даже Эллис и Эсми…
Я умолкла, качая головой от удивления. Хотя, остальные и приняли традиционную диету вампиров также как и Карлайл, он единственный, кто мог вынести запах моей крови, не мучаясь сильным искушением.
— Годы и годы практики, — сказал он мне. — Я всего лишь замечаю аромат, ничего более.
— Как ты думаешь, тебе было бы сложнее, если бы ты уехал в отпуск на длительное время. И вокруг не было бы крови?
— Может быть, — он пожал плечами, но руки оставались не подвижными. — Я никогда не чувствовал необходимость в длительном отпуске, — он сверкнул ослепительной улыбкой в мою сторону. — Я слишком наслаждаюсь своей работой.
Дзинь, дзинь, дзинь. Я удивилась, сколько стекла оказалось в моей руке. Мне захотелось посмотреть на растущую кучку, чтобы проверить количество, но я знала, что эта идея не очень полезна моей стратегии — без рвоты.
— Чем именно ты наслаждаешься? — удивилась я. Для меня это не имело смысла. Годы борьбы и самоконтроля, которые он, должно быть, потратил для достижения того момента, когда он смог это так легко переносить. Кроме того, я хотела поддержать разговор с ним; беседа отвлекала от ощущений в желудке.
Его темные глаза были спокойными и вдумчивыми, когда он ответил.
— Хм. Больше всего я наслаждаюсь, когда мои… возросшие способности позволяют мне спасать кого-то, кто иначе был бы потерян. Приятно знать, что благодаря им я могу сделать жизни некоторых людей лучше. Время от времени даже обоняние полезный диагностический инструмент. — он улыбнулся одним уголком рта.
Я размышляла над услышанным, пока он осматривал, удостоверяясь, что все осколки извлечены. Затем он порылся в своей сумке в поиске новых инструментов, и я постаралась не представлять себе иглу и нитку.
— Ты слишком стараешься возместить то, в чем нет твоей вины, — предположила я, когда новое тянущее ощущение возникло на краях порезов. — Я имею в виду, ты не просил об этом. Ты не выбирал такой вид жизни, и ты не должен так тяжело работать, чтобы быть хорошим.
— Я не думаю, что восполняю что-то, — не согласился он. — Как и все в жизни, я только должен был решить, что сделать, с тем, что мне дали.
— Это кажется слишком легким.
Он снова осмотрел мою руку.
— Вот так, — сказал он, отрезая нитку. — Теперь все.
Он достал большую ватную палочку, с нее капала цветная сиропообразная жидкость, и протер весь участок операции. Запах был странный, от него голова закружилась. Жидкость окрасила мою кожу.
— В начале, — я сжалась, когда он начал туго обматывать мою руку длинным бинтом. — Почему ты даже не подумал попробовать другой путь, вместо очевидного?
Он улыбнулся.
— Разве Эдвард не рассказал тебе эту историю?
— Да. Но я пытаюсь понять, о чем ты думал …
Его лицо внезапно снова стало серьезным, и я задалась вопросом, подумал ли он том же, о чем я. Интересно, о чем бы я думала — я отвергла эту мысль — если бы это произошло со мной.
— Ты знаешь, что мой отец был священником, — он погрузился в размышления пока тщательно убирал со стола, вытирая все влажной марлей. Запах спирта ударил мне в нос. — У него было довольно резкое суждение о мире, которое я уже начинал ставить под вопрос, еще до того как я изменился.
Карлайл убрал грязную марлю и осколки в пустую прозрачную чашу. Я не понимала, что он делает, даже когда он зажег спичку. Затем он бросил спичку на пропитанные спиртом волокна, и внезапно вспыхнувшее пламя заставило меня подскочить.
— Извини, — сказал он. — Так надо… Таким образом, я не согласился со специфической верой моего отца. Но никогда, почти за все эти четыреста лет с момента моего рождения, я не сомневался в существовании Бога в какой-либо форме. Даже видя отражение в зеркале.
Я притворилась, что осматриваю повязку на руке, чтобы скрыть удивление от того, в какое русло потекла наша беседа. Из всех моих мыслей, мысль о религии была последней, о которой я подумала. Моя собственная жизнь была довольно далека от веры. Чарли считал себя лютеранином, так как это была вера его родителей, но воскресенья он проводил у реки с удочкой в руках. У Рене время от времени были периоды, когда она посещала церковь, но также недолго, как и ее занятия теннисом, глиняной посудой, йогой и французским, и так далее, пока я не узнавала о ее новом увлечении.
— Я уверен, что все это странно слышать, тем более от вампира. — он усмехнулся, зная, что обыденное использование этого слова не шокирует меня. — Но я надеюсь, что в этой жизни все еще есть место даже для нас. Признаю, это смелое предположение он небрежно продолжил, — По общему мнению, мы прокляты не взирая ни на что. Но я надеюсь, возможно, это глупо, что у нас есть еще небольшой шанс, чтобы попытаться.
