Подняв голову, Николас увидел в дверях своего близкого приятеля, заведующего канцелярией посольства Роджера Милфорда. На лице Николаса была написана совершеннейшая растерянность, он то и дело помаргивал и теребил свою шевелюру.
— Да нигде я не витаю, — тем не менее успокоил он приятеля, — просто никак не могу сосредоточиться на работе.
Роджер усмехнулся.
— Не знаешь, что делать с рыжеволосой красоткой?
— Дело совсем не в том, о чем ты думаешь, — мрачно отмахнулся Николас. — Поверь, Роджер, тут такое закрутилось, что ты и представить себе не можешь!
— Ах, так это все-таки она не дает тебе спать по ночам? — спросил Роджер не терпящим возражений тоном и уселся у окна в противоположном конце кабинета. Он был примерно одного возраста с Николасом, да и в Париж они приехали почти одновременно и сразу подружились.
— Угадал — она действительно совсем лишила меня сна, — признался Николас. — Беда еще в том, что, когда я не могу уснуть из-за нее здесь, она обретается непонятно где.
Усмешка не сходила с лица Роджера.
— Шутишь, наверное? — недоверчиво спросил он, вытягивая ноги и закидывая руки за голову.
Николас удрученно ответил:
— К сожалению, нет. Представь, первый раз в жизни встретил женщину своей мечты, а у, нее голова забита совершенно другими вещами.
— А в чем дело-то?
— Долгая история, — подавленно сказал Николас. — Знаешь, мне сейчас не до рассказов.
Да и кто в них поверит, подумал он про себя.
Брюссель
— То есть как это вы не сможете принять меня? — Джейми вскочила с постели, подброшенная внезапным телефонным звонком. — Разве вы не связались с мадам Кендрик?
— Я говорил с ней, — бесцветным голосом уронил Форрестер.
— И что же?
— Она сказала, что к ней приходила дочь Джеймса Линда. Ну и что? Как я узнаю, что вы то же самое лицо, а не какая-нибудь самозванка?
— Но…
— И Жюльен Арман, и Кендрики — не виделись с Джеймсом Линдом очень много лет, — продолжал он. — Им неизвестно, что он стал изменником родины, хотя это тоже случилось довольно давно.
— Значит, вы мне не доверяете?
— Мисс…
— Послушайте, мистер Форрестер, я вижу, как вы с вашими коллегами из кожи вон лезете, чтобы защитить и спрятать предателя, — сказала она, стараясь не дать ярости вырваться наружу. — Вы не объясните мне, почему?
— На все есть свои причины.
— Ах, в этом я не сомневаюсь, мистер Форрестер, — согласилась Джейми. — Но если вы хоть на миг решили, что я верю тому, что вы мне успели наговорить, вы глубоко заблуждаетесь! — И она швырнула трубку на рычаг с такой силой, что телефонный аппарат издал жалобный звон.
Проклятье, ругалась она про себя. Будьте вы все прокляты, твердила она в ярости.
Левен
Джек Форрестер, высокий, грузный, даже одутловатый мужчина лет за шестьдесят, с костистым, крупным лицом и редеющими седыми волосами, повесил трубку очень медленно, хмуря брови.
— Ну? Поверила? — нетерпеливо спросил стоявший за его спиной мужчина.
Форрестер отрицательно покачал головой.
— Ни на секунду, — тихо сказал он, поворачиваясь к спросившему. — Она очень верит в своего отца. Никто ее не разубедит и не докажет, что он изменник.
— Скверно — для нее самой, разумеется.
Форрестер кивнул, не скрывая огорчения.
— Она что, все еще настаивает на встрече?
— Боюсь, что теперь она этого не захочет, — свирепо рявкнул Форрестер и прошел мимо своего визитера в другую комнату. Тот довольно ухмыльнулся:
— Ну и прекрасно.
Брюссель
Джейми села в машину, взятую напрокат, и бросила сумку со всеми письмами, фотографиями отца и собственными документами — свидетельством о рождении и паспортом — на соседнее сиденье. Николас был прав, гневно думала она, разогревая мотор. Нечего было сюда и соваться. Следовало ожидать, что они будут изо всех сил ей противодействовать, что двери будут захлопываться у нее перед самым носом.
По дороге в аэропорт она только об этом и думала. Ведь с первых шагов она натолкнулась на яростное сопротивление, каждая ее попытка хоть что-то разузнать встречала отпор, выстраивались препятствия одно за другим. Некоторые вызывались ей помочь, многие делали вид, что помогают, а на самом деле сбивали ее со следа. Большинство же отшатывалось от нее, как от прокаженной, избегая встреч с ней под любым предлогом. И сейчас с горечью и гневом она спрашивала себя, зачем она рвалась к Форрестеру, почему ждала, что он окажется лучше прочих, нагородивших перед нею горы лжи? Потому что он работал вместе с ее отцом и знал его, должно быть, лучше прочих, разве это не достаточная причина? Когда люди сражаются за общее дело бок о бок, вместе смотрят в лицо смерти, разве не узнают они друг друга до самых сокровенных глубин? Не об этом ли говорил ей и Жюльен Арман? Форрестеру ведь наверняка известно, что отец никакой не изменник.
Известно ему, должно быть, и многое другое.
Пронзенная этой мыслью, Джейми съехала с шоссе на обочину и остановилась. Конечно же, известно! Он работал с ее отцом и, следовательно, знал, чем он занимался, знал все о его секретной деятельности. Должен был знать! А значит, он наверняка знает, где находится отец сейчас… и будь она проклята, если она вот так просто уедет и ничего из него не вытянет. Или уж на крайний случай не попытается вытянуть.
Она развернула машину и помчалась назад, в Левен.
Левен
— Я знаю, шансов немного, — смущенно говорила Джейми Николасу по телефону, — но как я могу уехать, даже не попытавшись слегка потрясти его и выведать хоть малость?
— Ты уже пыталась. И получила под зад коленом, — возразил Николас.
— Надо попытаться еще, — доказывала Джейми. — Ведь Форрестер работал в паре с отцом и, как рассказывал мне Жюльен Арман, они работали вместе много лет.
— Но он сказал тебе, что твой отец изменник, — напомнил Николас.
— Он врал не очень убедительно, — продолжала гнуть свою линию Джейми.
— А тебе не приходит в голову, что у него нет права или возможности раскрыть правду о твоем отце?
— Нет, не приходит… да нет, не думаю, чтобы дело было в этом, — отмахнулась Джейми.
— Послушай, Джейми, как же ты не понимаешь…
— Я сделаю все, чтобы поговорить с ним, — настаивала она, — так или иначе, а я этого добьюсь. Может, я сумею его переубедить. В любом случае, мне надо его увидеть. Я выезжаю немедленно.
После долгого молчания он со вздохом произнес:
— Будь осторожнее. — Но, предостерегая, он отдавал себе отчет, что сейчас она пообещает все, что угодно, но поступать все равно будет, как ей вздумается.
