— Одного не пойму — зачем я-то во все это ввязался? — сокрушенно сказал он, кладя руки на руль.
— Признаться, я тоже.
— Не хочу с тобой спорить, но… — Он мельком взглянул на нее.
Она сразу перебила его.
— И не стоит. Ладно?
С глубоким вздохом Николас нажал на стартер.
— Все равно ведь бесполезно, — согласился он, выруливая на улицу. — Давай, продолжай, мои предостережения тебе ни к чему.
Она кивнула.
— Ну и отлично.
— Хорошо, — сдался наконец он. — Только, ради Бога, не заставляй меня умирать от беспокойства в Париже и воображать всякие ужасы, которые с тобой происходят. Звони мне каждый вечер, чтобы я был уверен, что у тебя все порядке, — сердито попросил он.
Едва удержавшись, чтобы не рассмеяться, она кивнула. Он всерьез волновался за нее, и ей это доставляло несказанное удовольствие.
— Я подумаю, — произнесла она вслух.
— Спасибо и на этом, — не без ядовитости поблагодарил он.
— Ты же сам говорил, что мы все обсудили, так что не будем к этому возвращаться, — предложила она. — Когда я попросила у тебя помощи, я не ожидала, что ты начнешь качать права.
— Иногда мне кажется, что тебя необходимо держать в ежовых рукавицах.
— Оставь свое мнение при себе, пожалуйста, — резко ответила она, задетая его замечанием.
— Позволь мне все же иметь его! — возразил он, маневрируя в потоке машин. — Черт его знает, какие преступления за этим кроются, и я не понимаю, почему любимая женщина должна рисковать из-за них жизнью!
Джейми в изнеможении откинулась на спинку сиденья.
— Но мы же договорились…
— Я обещал не давить на тебя, — сердито напомнил он. — Но я не обещал перестать любить тебя, мои чувства не регулируются, как вода — водопроводным краном. — Он едва успел затормозить перед светофором.
Джейми нахмурилась, но предпочла промолчать. Ведь и она не в силах прикрутить свои чувства.
Брюссель
Запихав вещи в багажник арендованного в аэропорту автомобиля, Джейми сердито захлопнула его. Она все еще была сердита на Николаса, но еще больше — на саму себя. Чувства Николаса были искренни и неизменны, да и в своей любви к нему она уже не сомневалась. Но зачем ему надо непременно ее защищать? И как же трудно скрывать от него свои собственные чувства.
Она поклялась, что когда все это кончится, когда она найдет, наконец, отца — или узнает, по крайней мере, узнает, что с ним произошло, ее жизнь пойдет по-другому. Пока же она не в состоянии отрешиться от своего прошлого, оно по-прежнему преследовало ее и лишало будущего. Может быть, когда-нибудь и у нее будут муж и дети. Хотя… вряд ли. Разве сумеет она забыть муки и страдания, которые ей пришлось испытать, и зажить, как говорится, «нормальной» жизнью. В конце концов разве у нее самой были «нормальные» родители? Ее отец был шпионом, столь же неуловимым, как тот мифический конь, имя которого стало его кодовой кличкой. Мать ее была совершенно сломленной женщиной и, сколько помнила себя Джейми, только называлась матерью. Нормальной жизни Джейми никогда не знала. Так откуда ей взяться теперь, думала она безрадостно.
За двадцать минут она добралась до «Отеля де ля Мадлен», на центральной площади. Едва получив ключи от номера, она кинулась выполнять данное Николасу обещание и набрала его парижский номер.
— Был хвост? — сразу спросил он.
Она чуть не рассмеялась.
— Я ничего не заметила.
— Ты что, даже не посмотрела?
— Мало этого, я не повесила на бампер табличку: «Посигнальте, если вы следите за мной», — пошутила она.
— Джейми, Бога ради…
— Послушай — ты будешь записывать мой гостиничный номер или продолжать со мной спорить? — рассердилась она.
— Конечно, записывать номер, только ручку возьму. — После паузы он откликнулся: — Ну, диктуй.
— Я в «Отеле де ля Мадлен», номер телефона 513–73–92.
После более продолжительной паузы он сказал:
— Знаешь, я подумал, подумал и… взял в посольстве небольшой отпуск. Мне кажется, я должен быть с тобой.
Джейми немедленно взвилась:
— Слушай, Кендэлл, я уже говорила тебе, что не нуждаюсь в няньке…
— Перестань упрямиться, Джейми! — рявкнул он. — У тебя масса достоинств, но ты же не Рэмбо, дорогая. Тебе нельзя лезть в это осиное гнездо одной, даже и не пытайся. Я хочу помочь тебе, не отталкивай меня.
Она плюхнулась в ближайшее кресло.
— Ты что, в самом деле решил мне помочь? — недоверчиво спросила она.
— Ты же знаешь, что да.
— Нет, не знаю, но хочу знать, не собираешься ли ты стать мне поперек дороги, по примеру других? — поинтересовалась она.
— Ну что ты болтаешь! — взорвался он. — Ты просто обезумела, подозревая всех и вся, так что уже не представляешь себе, как это человек может волноваться из-за тебя и твоих небезобидных фортелей!
Она покачала головой.
— Ладно, ладно, не злись, я не то хотела сказать, — примирительно сказала Джейми. — Но если ты собираешься мешать мне, я этого не потерплю, тем более сейчас. Говоря по правде, я и не могу не быть подозрительной. И знаешь, я начинаю немного понимать, как чувствовал себя мой отец.
— Наверное, не без причины, — изрек мрачно Николас.
— Что еще скажешь?
— Ты не прогонишь меня, если я приеду на выходные? — спросил он.
— Николас… — начала она.
— Я хочу тебе помочь, — настаивал он. — Одна голова хорошо, но две-то лучше?
— Если они заодно.
— Мы и будем заодно, если ты позволишь.
— Николас, эту войну веду я…
— С тех пор, как ты, леди, затащила меня в этот свой мир «плаща и кинжала», — я тоже, — напомнил он ей.
— Я не вижу необходимости нам обоим бросать работу, ведь ответы нужны только мне.
— Я и не собираюсь бросать ее, — возразил Николас. — А кроме того, я, знаешь ли, тоже вдруг заинтересовался.
— Ну тебе еще не поздно выйти из игры, то, что ты однажды столкнулся со мной и моим проблемами, не причина ломать себе жизнь, — сказала она печально.
— Слишком поздно, — отозвался он. — Я уже влез по уши.
— Николас…
— Теперь не время заниматься дискуссией, — твердо заявил он. — Жди меня в пятницу.
Ночью Джейми не могла уснуть, но мешал не шум машин, доносившейся с Гранд-Плас. Она лежала, уставившись в темноту, и вспоминала отца. Хотя он был не с нею и, может быть, именно поэтому, — вся ее жизнь была связана с ним.
— Почему ты опять уезжаешь, папочка?
Пятилетняя Джейми сидела на ступеньках дома в Саунд-Бич, закрыв лицо ладошками и воткнув локотки в колени, и всхлипывала. Отец стоял над нею и улыбался.
