— Ты понимаешь, зачем он это придумал? — бушевала Людмила. — Понимаешь? Чтобы еще глубже тебя закопать. Завтра он расскажет следователю и журналистам про эти якобы звонки, и все. Логика железная. Проверить факт такого звонка невозможно, но тебе придется оправдываться. Вот что он задумал!
— Ты думаешь, он выдумал про звонки? — с сомнением произнес Иратов.
— Конечно!
— Но… мне показалось, что он действительно взволнован и напуган. Да и зачем ему мне-то звонить, он мог бы сразу все рассказать следователю.
— Затем! Перечитай басню «Волк и ягненок», там все про Трошкина объяснено. Волк мог бы просто съесть ягненка, так ведь нет, он ведет с ним долгую дискуссию, доказывает, что ягненок провинился и заслуживает казни через съедение. Волк — он, конечно, хищник, но тоже хочет жить в ладу с собой…
— Подожди! — перебил Иратов жену. — Подожди, он сказал, что я подослал к нему Квадратную, ну, такую страшную журналистку, знаешь?
— Кто ж ее не знает.
— Вот! Значит, он не придумал про шантаж. — Иратов резко сник. — Но тогда я вообще ничего не понимаю. Кто-то звонит ему от моего имени… Кто?
— А… с Квадратной ты не имеешь никаких дел? — осторожно спросила Людмила.
— Нет. Мы едва знакомы.
— Странно. — Людмила задумалась. — Очень странно. Он сказал, что Квадратная его тоже шантажирует?
— Да, я так понял.
— Что я могу сказать? Ищи выход на Квадратную. Ищи человека, с которым у нее хорошие отношения. Обложи ее со всех сторон, попытайся понять, на кого она играет. Приставь к ней наблюдателя, наконец.
— Да, — Иратов потер виски ладонями, — да, ты права. Но у меня такое чувство, что мы все попали в мясорубку и выбраться из нее уже не сможем. Если только в виде фарша.
Вечером я позвонила Севе. Он страшно обрадовался:
— Вы берете меня в свою банду! — заорал он. — Ура-ура! Господи, как давно я мечтал стать тайным агентом. Лет с трех, наверное.
— Не в банду, а в организацию очищения общества от скверны, — возмутилась я.
— Ваша организация называется «Пемоксоль»? — игриво спросил Сева.
— Наша организация называется МУР. Готов ли ты, Всеволод, выполнить ответственное и очень опасное задание?
— Что за вопрос? — опять заорал Сева. — Жажду!
— Скажи, тебе нравятся молодые проститутки, выросшие на свежем воздухе вдали от экологически вредных зон? Такие, знаешь, кровь с молоком.
— Не знаю, — растерялся Сева. — Не думал об этом. Если честно, мне проститутки не нравятся в принципе. То ли я слишком брезглив, то ли они навевают неприятные ассоциации. Какому журналисту понравится лишнее напоминание о том, что он недалеко ушел от представительниц первой древнейшей профессии?
— А слабо тебе пожить недельку на конспиративной квартире в обществе такой проститутки? — спросила я.
— А без проститутки нельзя?
— Нельзя. Только с ней.
— Зачем? — У Севы явно поубавилось энтузиазма.
— Затем, что она — важная фигура для следствия. Ее нужно удерживать в квартире…
— Силой? — оживился Сева.
— Нет, лаской. И ждать, когда пробьет твой час.
— Хорошо, — согласился Сева. — А когда пробьет мой час, вы дадите мне парабеллум?
— Обязательно.
— Диктуй адрес конспиративной квартиры.
— Ты его знаешь — надеюсь, не забыл, где я живу?
— У тебя? Мне надо пожить у тебя? А ты тоже там с нами будешь?
— Нет.
— А где же живешь ты?
— На другой конспиративной квартире.
— Как все сложно! — с восхищением присвистнул Сева. — Я готов.
Я коротенько изложила, что следует говорить Зине — и про модельное агентство, и про ожидаемый приезд косметического француза, и про эпидемию.
— Как ты сказала? Герпис В? Подожди, я запишу. А какой поведенческой линии придерживаться? — Сева несколько смутился. — Я имею в виду, если она предложит мне… ну, она же девушка вольных правил и разнузданной морали.
— Ни в чем себя не ограничивай, — сказала я со скрытым злорадством, представляя себе, как Вася приедет вечерком, а там Сева с Зиной…
Впрочем, мне безразличны их отношения. Обидно только, что Вася решил устроить бардак у меня дома и практически у меня на глазах. Не понимаю — зачем? Все-таки работа в милиции калечит человеческие души — появляются маниакальные устремления, склонность к публичному разврату.
Он работает со свидетелем! Тяжелая, надо признаться, работа. За прошедшие два вечера она его всего обслюнявила и чуть шею не сломала.
Но — все к лучшему. Дуня довольна, что я живу у нее, теперь ей не так страшно. Она почему-то думает, что когда ее придут убивать, то мое присутствие остановит убийц.
— А-а, — скажут они, — так вас тут двое? Ну тогда мы пошли, извините за беспокойство.
В течение трех дней мы вели с Дуней почти семейную жизнь — она старалась исполнять роль мужа, я, соответственно, жены. После работы она заезжала за мной в штаб Иратова, и мы вместе ехали домой. Дуня тут же ложилась на диван с газетой или садилась за компьютер, а я начинала стирать, готовить ужин или бежала за продуктами в магазин. Вполне сносное существование, типичное для среднестатистической российской женщины. Если бы еще не навязчивый кошмар: перед глазами у меня все время маячил образ Зины с ведром хлорки в руках — вот она ходит туда-сюда и широким жестом сеятеля разбрасывает отраву по полу. Хлорка противно скрипит под ногами, ее все больше и больше…
Сева, которому я периодически названивала, уверял меня, что «Зинуля — прелесть» и что все у них идет отлично. Он представился Зине моим братом, неожиданно вернувшимся из командировки. Сева сам придумал себе такую легенду, хотя я и пыталась в доступных выражениях объяснить ему, что неожиданно из командировки возвращаются только мужья. Самое приятное, что эта прелестная Зинуля даже не спросила, куда делась его сестра. Зато она не переставая донимала Севу вопросами про Васю, который почему-то перестал навещать ее вечерами. Видимо, Сева его спугнул.
Если честно — ожидание всех порядком утомило. Либо мы ошиблись в прогнозах, либо убийца оказался патологически нерасторопен. Он не спешил начинать охоту на Дуню, не пытался разыскать Резвушкину и вообще не проявлял никаких признаков жизни. Вася злился, звонил по телефону и ругал меня за передозировку фантазий в моем, как он выражался, хилом организме и паскудно врал, что своими навязчивыми идеями я увела его от правильной версии. От какой именно, он скрывал.
За годы тесного общения с Васей я привыкла, что во всех наших неудачах виновата я, а все удачи, умные мысли и героические поступки — его. То есть привыкла к махровой несправедливости. Но сейчас я сама чувствовала себя виноватой. А вдруг мы действительно ищем убийцу не там и весь огород с возрождением Резвушкиной, привозом в Москву сиротки Зины и шантажом Трошкина придумали зря? Вдруг ни Трошкин, ни Иратов не имеют к убийству никакого отношения? А убийца — Татьяна Эдуардовна Ценз, Элеонора Симкина или вовсе никому не известный человек, тайком пробравшийся в пансионат.
