– Вы задаете сложный вопрос. Были времена, когда я считал, что, возможно, мы друзья. Но однажды пришел к выводу, что он не способен на такие отношения, как дружба. По крайней мере не в том смысле, который вы или я можете вкладывать в это понятие. Я изучал его и его творчество столько лет, что уже и не сосчитать. Как и большинство художников, которых я встречал, его бывает трудно понять и еще труднее близко узнать. Томас живет во власти своих внутренних демонов. На моей памяти у него не было отношений, которые длились бы больше года, и он совершенно наплевательски относится к своему здоровью. Его первая реакция на всех и вся – подозрительность, ибо он считает, что если человек хочет с ним встретиться, тому от него что-то нужно.
– Простите, что так говорю, но он не производит впечатления хорошего человека.
– Да. У меня получается не особенно радужный портрет, правда? Суть в том, мистер Лепин, что, к сожалению, так можно сказать о любом из нас в какой-то момент нашей жизни. Не находите?
Финей подумал и сказал:
– Возможно, вы правы. Но это не вызывает у меня желания ему помогать и не объясняет, почему этим занимаетесь вы. Он вам платит?
– Нет. Моей единственной наградой будет увидеть, как еще одна из его работ откроется миру. Но вы ничего не знаете о двух недостающих панелях, не так ли?
– Простите. Нет. Странно, что я не задумывался об этом раньше, но с тех пор, как Натали и Элис переехали в этот дом, на его стенах не висело ни единой картины. Множество зеркал – это, конечно, от Натали – но ни одного произведения искусства.
– Она вам не нравилась?
– Натали умерла два месяца назад, поэтому моя симпатия или антипатия к ней мало что меняет.
Вид у Финея был искренним, но равнодушным. Финч понял, что у этого человека есть свой код, которого ему не взломать.
– Мистер Лепин, я должен сказать вам еще кое-что. В конце октября у Томаса случился удар, почти сразу после того, как он попросил нас с мистером Джеймсоном разыскать пропавшие панели картины. Он не может говорить, его состояние очень тяжелое. Прогнозы врачей не слишком оптимистичны, – Финч глубоко вдохнул. Если Финей догадывался, о чем он хочет сказать, то не подавал виду. Но если Элис не доверила ему тайн своего прошлого, то что можно, а что нельзя ему говорить, и какое действие возымеют его слова?
– Как человек, ответственный за документирование и систематизацию работ Байбера, я имею доступ ко всей его корреспонденции. Это годы переписки: статьи, письма, просьбы о выставках, – Финч прочистил горло. Где этот чертов стакан воды, когда он так нужен? – Натали Кесслер посылала Томасу снимок, сделанный в конце весны или в начале лета 1972 года. В качестве обратного адреса она указала дом в Вудридже. Байбер в тот год несколько месяцев провел в Европе и вернулся в Штаты только поздней осенью. Когда у него появилась возможность просмотреть корреспонденцию, он стал искать встречи с сестрами, в частности с Элис.
– Когда вы узнали о существовании письма?
– Несколько недель назад.
– Если вы узнали о письме всего несколько недель назад, откуда вам известно, что он хотел связаться с Элис?
На лбу Финча выступили бусинки пота. Нервничая, он с такой свирепостью сводил и разводил носки туфель, что ноги потянула жуткая судорога. Кто просил его строить допущения и гипотезы о том, что делали и чего не делали Элис и Натали? Почему нельзя было остаться в блаженном неведении? В конце концов, его все это не касается. Он не создан для вероломства и грязных инсинуаций.
– Я нашел несколько писем, которые Томас писал Элис и Натали, – все они вернулись нераспечатанными. Полагаю, есть еще одна причина, по которой он хотел, чтобы я нашел картины, главная причина. Это никак не связано с самой работой. Однако его теперешнее состояние не позволяет мне найти подтверждение этим догадкам, а детектив из меня никудышный.
Сочувствие к человеку, который стоял перед ним, росло в Финче прямо пропорционально гневу на Томаса за то, что тот загнал его в эту ситуацию.
– Мистер Лепин, у вас есть дети?
С лица Финея сбежала краска, но, похоже, вопрос его не удивил. Финча захлестнула волна облегчения. Он знает. Слава Богу, он знает.
– У меня – да. Дочь Лидия, и я не представляю своей жизни без нее. Вы спрашивали, друг ли мне Томас Байбер. Правда в том, что я глубоко сочувствую ему в этом отношении – как родитель родителю.
– Жаль, что я не могу вам помочь.
Отказ был не грубым, но однозначным. Финей ничего ему не скажет. Что бы ему ни было известно, он оставит это при себе, чтобы защитить Элис.
– Когда госпожа Кесслер вернется оттуда, где она теперь, вы попросите ее связаться со мной?
– Разумеется, хотя я понятия не имею, когда увижу ее снова, – Финей взял визитную карточку Финча и, проведя пальцем по краю, сунул ее в карман рубашки. – Не подумайте, что я не сочувствую, профессор. Вы говорили, что не знаете Элис, точно так же, как я не знаю этого Байбера. Вы правы. Но вот что я вам скажу. Что бы вы ни думали о Натали Кесслер, вы правы. И что бы вы ни думали об Элис, вы ошибаетесь.
– Чем старше я становлюсь, мистер Лепин, тем больше убеждаюсь, что на некоторые вопросы лучше не знать ответов. Зачастую я даже жалею, что услышал вопрос, – Финч встал и облачился в пальто, чувствуя себя более уверенно на ногах. Он сделал все, что мог. Совсем скоро он будет дома. – Я заберу мистера Джеймсона, и мы больше не станем задерживать ваш ужин.
Но ему не пришлось забирать Стивена, поскольку тот чуть не сбил его с ног, влетая в комнату.
– Финч, вы как, сможете сесть за руль? Нам надо ехать. Сейчас же.
Стивен схватил его за рукав пальто, как трехлетний ребенок, и потянул к двери. Оглянувшись через плечо, он сказал:
– Финей, я не хотел никого обижать. Надеюсь, вы не сердитесь. Сейси, еще раз для верности: соотношение жидкости к муке пять к одному, и сначала надо посолить воду, правильно? – он оставил Финча на мгновение, чтобы подлететь к женщине и быстро чмокнуть ее в щеку. – Мои ожидания по поводу мамалыги были чрезвычайно скромными, но мне кажется, что вы настоящий кулинарный гений. Ничего вкуснее в жизни не пробовал.
Сейси прикрыла щеку рукой, а Финей с Финчем изумленно переглянулись.
– Ты с ума сошел? – спросил Финч, когда они благополучно вернулись в машину.
– Финч, я надеюсь, вам правда лучше, потому что нам надо лететь в Санта-Фе.
Почти всю обратную дорогу до Дайрсбурга по кругу спорили об одном и том же: Стивен настаивал, что нужно как можно скорее лететь в Санта-Фе, а Финч не менее решительно заявлял, что на их предприятии вообще пора ставить крест.
