Канцлер, однако, виделся ей большей бедой, чем её коллеги. Его вели не деньги, а убеждения. Они не подкупались повышением цены, на них не влиял инстинкт самосохранения, с ними невозможно договориться. За Катлером не маячили начальники: он служил Сорнии, её гражданам, и поэтому без сомнений расправлялся со всем, что могло навредить стране. Попади Лис в его расстрельный список, он бы полгода назад за волосы приволок её в комиссариат для улаживания бюрократических формальностей – выдвижения обвинений с неминуемым итогом в виде казни. Точно бы не работу предлагал.
— Вы побледнели, – забеспокоился генерал. – Вам нехорошо, Джен?
— Мигрень одолевает, – соврала она, для убедительности обмахнувшись шляпкой. – Когда остановка, вы не спрашивали?
— Примерно через четверть часа, – сообщил он, сверившись с брегетом. – Я вас не утомил?
— Нет, что вы, мистер Берг. Вы спасли меня от скуки. Интерин с утра пораньше чем-то озадачен, из него скверный собеседник. К тому же, кажется, он совсем не спал прошлой ночью.
— Вы о нём тревожитесь, Джен?
— Я? – удивилась она и, когда он очень серьёзно кивнул, не сдержала смех. Но генерал не подшучивал над ней. – Если бы я и тревожилась, мистер Берг, то не из-за его бессонницы, а из-за чудовищ в обличие людей, с которыми он водится. И я не о сторонниках монархии или принцессы с её расплывчатыми политическими мировоззрениями.
— С чудовищами вы загнули, – хмыкнул генерал. Впрочем, с одобрением. – Я бы их сворой обозвал.
— Я тактичнее выразилась, – отбила Лис, про себя отметив несвычную для человека его положения откровенность. – Неужели Высокая Палата и канцлеры хуже императора?
— Как посмотреть. При монархии, когда в государстве бардак, вы уверенно вините в бедах императора: он сидит выше остальных, он венец государства, в его силах повернуть течение реки. Тут не сошлёшься на плохую работу министров: не выполняют обязанности, пускай их казнят – императору и возразить никто не сумеет. Его влияние на государственную систему колоссально. А сейчас? Кого вы вините в бедах Сорнии сейчас? Канцлеров, их кабинеты? Высокую Палату? Кто виноват и кто перед кем отвечает? Кабинеты подчиняются канцлерам, Высокая Палата формально главнее канцлеров и одновременно над ней находится Азеф Росс, который тоже канцлер. Хотя проблема не в построении властной иерархии. Она в первом звене.
— В Верховном канцлере?
— Да. Вернее, в Азефе Россе. Для Высокой Палаты он – фигура неавторитетная.
— Народ его уважает…
— У народа власти не прибавилось.
— Не поспоришь.
— Вот вам и внутриполитический кавардак. Обещания исполняются медленно, мы на пороге гражданской войны, в новой государственной структуре назревает кризис, и, боюсь, никакого благополучного исхода не получится. Рано он их к управлению подпустил.
Лис нахмурилась.
— Кто – он?
— Не берите в голову, – спохватился генерал. Он поднялся, одёрнул пояс и в забавном жесте провёл по кончику правого уса. – Не в пример основной массе своих… соратников, Элерт радеет о народе. Для него власть не цель, а средство. Он с ней давно знаком и, уж поверьте, Джен, любви к ней не питает.
— Вы не можете этого утверждать, мистер Берг, – высказалась девушка. – Вам же неизвестно, о чём он думает. На мой взгляд, человек вроде него вряд ли откажется от главной роли. Добровольно. Ради эксперимента предложите ему уйти в отставку – он с кресла не сдвинется.
Генерал тепло, по-отечески ей улыбнулся, и Лис вновь охватило смущение. Он будто знал её тысячу лет и ожидал, что она скажет именно так. Её дерзкая прямота его вовсе не задевала и не возмущала.
— Я наболтал лишнего. Простите, что увёл нашу беседу в политику, но наберусь храбрости закончить. – Ни разу за время их общения он не понизил голос, поэтому девушка, осенённая догадкой, перевернула пустую коробку от пирожных. К её дну приклеили кармину «купола». Предусмотрительно. – Вам любопытно, почему я делюсь с вами мнением? За него и повесить не грех: я всё-таки служил Его Величеству, и столь смелое осуждение курса революционной власти меня не красит.
— Оно навредит не только вам, если о нём донесут, – подметила Лис. – Вы обо мне наслышаны из первых уст, мистер Берг. Зачем давать компромат, который я захочу продать за крупную сумму? Его проверять не будут, вы сами намекнули, что ни вас, ни Катлера партия не жалует. Вас казнят. Интерину достанется не меньше.
— Вы умны, Джен.
— Будь я умной, оглушила бы вас прямо здесь. До остановки минут пять, меня не успеют поймать. Доберусь до Тэмпля, передам информацию кому надо. Всё, la finale. Я свободна и при деньгах.
Никаких беспокойств о том, где вездесущая длань канцлера настигнет её через день или год, – вот, что она подразумевала на самом деле.
— Не смотрите на меня, генерал, – вздохнула она, запустив пятерню в волосы. – Вы по-прежнему на ногах не потому, что я прониклась к вам симпатией. Канцлера мне подавно не жаль, придержите намёки.
— Тогда почему?
Он спрашивал не из интереса, для неё это было очевидно: он хотел услышать ответ и убедиться в правильности собственных догадок.
«Почему? Половина из вас ведёт себя так, словно ничего не происходит, другая – словно знакома со мной лет десять. Вот почему!» – раздражённо подумала Лис, однако злилась она в основном на себя и вслух произнесла:
— За компромат мне заплатят гораздо меньше, чем я получу, работая на канцлера.
— Вы уверены, что он предложит работу?
«Я не уверена, что он заплатит», – пронеслось ироничное. Ситуация всё ещё смешила абсурдностью. Катлер ей ничего не обещал и о старом… приглашении, скорее походившем на угрозу, не напоминал. Не она ли категорично объявляла об отказе, пятясь от мужчины к двери? Он не останавливал её позорное бегство: прожигал взглядом темноту и как специально не поворачивался к девушке. В носу потом долго стояла резкая вонь сигарет, перед внутренним взором – усталое, серое от света луны лицо. Он кривил губы, стоило ей опустить веки; кидался между ней и принцессой во снах; мелькал в толпе, чтобы тут же затеряться среди чужих фигур. Повиснув на плече Сонхи после драки со страшилами принцессы, она в полубеспамятстве жаловалась ему на подлость человеческой натуры: люди постоянно увлекались не теми, кто им подходил.
Влекло – отрицать бесполезно. Примитивно, до одури – желание потрошило нервы, разъедало воображение, расплёскивалось внутри бессильной злобой. Лис не хотела иметь ничего общего с человеком, которого не получалось забыть. Она мечтала навсегда потерять его из вида, пока как умалишённая вглядывалась в лица в поисках знакомых черт. Её пугала перспектива умереть, когда она сама при стольких возможностях не бежала прочь с дрэгова поезда.
Проклятый замкнутый круг. Она бродила по нему добровольно и необъяснимо.
Лис ненавидела политику с её хитроумными ходами, но ещё крепче ей не нравился Дельфи с его вонючими портами, неумением договариваться на словах или бумаге, кровавыми разборками и застарелыми порядками. Канцлер втянет её в историю, от которой ей легко не очиститься, и всё-таки прогнуться под него в нынешнем положении перспективнее, чем прозябать в замшелой провинции. Не факт, что приятнее… зато Мэм не помешает ей вытравливать из конторы крыс, высунувших носы после революции. Бороться с ними на расстоянии – пустая трата ресурсов.
Не передумал бы канцлер.
— Я предполагаю, – осторожно вставила девушка и прежде, чем генерал продолжил развивать тему, напомнила: – Чем же я заслужила ваше доверие?
— Мне по душе ваши рассуждения, Джен, – сказал Берг. – Вы трезво оцениваете обстановку: без романтизации или пессимизма. Как бы это… с рабочей точки зрения.
— Какой-то слабенький аргумент.
— Я, в отличие от вас, неисправимо склонен к романтизации: вижу в людях чуточку больше, чем они из себя представляют. Меня воспитал прошлый век, мне простительно.
— Не смешите, – фыркнула она.
— И не планировал, – отбил генерал. – Вы бы не бросились меня выдавать, потому что определились со стороной.
