в порядке? — крикнул он в трубку. Пока выпутывался из одеяла, скакал на одной ноге.
— Это Корбин?
— Да, — запнулся парень, услышав мужской голос с акцентом.
— Я — Тхэ Мин. Элора в больница. Его увезти машина с лампочкой.
— Машина с чем?
— Э… доктор увёз на машина с лампочкой. Синяя и красная. Уи-уи… — Тхэ Мин очень старался объяснить, но его английский был слишком слабый.
— Я понял. Элору увезла «скорая». Что с ней?
— Она просить мне тебя в Нью-Йорк. Ты приехать здесь, окей?
— А с Элорой что?
— Кровь везде, повсюду. Она плакала.
— Ладно. Я приеду первым же рейсом.
Отключив звонок, он наконец выпутался из одеяла и залез в интернет, чтобы забронировать билет на самолёт. Он чувствовал, что нельзя было её туда отпускать.
~~~
Вылететь получилось только в семь утра. Через два с половиной часа Корбин приземлился в аэропорту имени Джона Кеннеди, а ещё через час достиг отеля, где ждал его Тхэ Мин. К сожалению, адреса больницы тот дать не смог.
Номер Элоры ещё не убрали, и Корбин увидел, сколько крови она потеряла. Постель, ванная, пол были покрыты тёмно-красными засохшими пятнами. Тхэ Мин стоял в коридоре, боясь вида крови.
— Куда её увезли?
— Я не знать, куда. Знать, что там Читтапон умер.
«Вот только я этого не знать», — думал Корбин.
На прикроватной тумбочке лежала карточка. Корбин прочитал имя — Доктор Джона Марс. Отлично! Он быстро набрал его номер.
— Добрый день! Я — брат Элоры Бессон. Меня зовут Корбин Бессон. Полагаю, мою сестру увезли в вашу больницу? — быстро проговорил он, когда Джона усталым голосом ответил на звонок.
— Здравствуйте, мистер Бессон. Да, Элора у нас. Ночью у неё открылось кровотечение. Удалось остановить. Срок для родов ещё не подошёл, мы постараемся сохранить плод ещё хотя бы неделю. Если всё будет хорошо, то сделаем Кесарева сечение.
— Как мне к вам проехать?
Джона продиктовал адрес, и Корбин тут же вышел из номера Элоры.
— Ты со мной? — крикнул он Тхэ Мину. Тот несмело кивнул, затем последовал за парнем. По дороге он попытался расспросить корейца, зачем они примчались сюда. — Элора толком не объяснила. Я, честно говоря, не совсем понимаю, что ещё можно выяснять. Человека нет. Его не вернуть.
— Что-то случиться, мы не понимать, — говорил Тхэ Мин. — Читтапон как будто не умер. В Корее фанаты не знать, что он попасть авария, что он…
— Почему?
— Компания не хотеть. Я думать и думать, потом приехать к Элора, чтобы спросить. И вот… мы здесь.
— Я всегда знал, что вы все тронутые, — пробубнил Корбин. Тхэ Мин его не понял, и хорошо.
В больнице их встретил Джона Марс. Он пожал Корбину руку, а Тхэ Мину в ответ на поклон качнул головой.
— Элора в плохом состоянии. Сейчас она спит, но вы можете к ней зайти. По одному, — добавил он, глядя на корейца. Затем вернул взгляд на Корбина: — Плод очень маленький. В целом, малыш развивается хорошо, но стрессы и пренебрежение здоровьем сыграли свою роль. Похоже Элора не очень заботилась о питании и не принимала витамины.
— Я об этом ничего не знаю. При мне она питалась хорошо. А когда приходила от врача, всегда улыбалась.
Джона вздохнул.
— Тем не менее, она сейчас в палате с капельницей бледная как полотно. Из Нью-Йорка я её точно не выпущу, пока не родит. Опасны ей перелёты.
— Я всё понял.
Пока Джона и Корбин разговаривали о финансовой стороне дела, Тхэ Мин ответил на срочный звонок. Его спохватились и требовали вернуться в Сеул. Его вольный отъезд в Америку мог грозить штрафом компании. Сочинив историю про друга, нуждающегося в помощи, он пообещал вылететь первым рейсом. После чего, перед тем, как Корбин отправился к Элоре, Тхэ Мин сообщил, что вынужден уехать.
— Я хотеть, чтобы ты сказать мне что стало с Элора, окей? Я волнуюсь за она.
— Не волнуйся. Я её не оставлю. Езжай со спокойным сердцем.
Проводив корейца, Корбин поднялся к сестре. В палате царил полумрак. Элора спала. К животу были прикреплены провода, а машина рядом с кроватью показывала жизнедеятельность малыша. Корбин долго смотрел на непонятные линии, затем переключился на сестру.
— Не знаю теперь, радоваться ли этому ребёнку, — прошептал он. — Если он отберёт тебя, я не смогу его принять. Так что борись, сестрёнка. Доктор сказал, что жизни твоей ничего не угрожает, но ты потеряла много крови и на восстановление уйдёт много времени.
Что-то резко пиликнуло, затем Корбин увидел, как всего на секунду на животе появился бугорок. Он исчез так же быстро, как и возник. Ребёнок шевелился, он жил.
— Я всё же видел тебя потрясной гонщицей, а потом девушкой Зака. Почему всё так резко изменилось? Кто виноват? — Корбин погладил сестру по руке, описал круг возле катетера, провёл нежно по пальцам. — Фаррен? Забдиель? Читтапон? Ты сама? Или мы — твоя семья? Сам я никогда не найду ответа на этот вопрос.
Взяв у стены стул, он оседлал его и сидел в молчании, слушая писк машинки, пишущей сердцебиение неродившегося человечка.
~~~
Дэниел толкнул Фаррен на кровать, а сам лёг сверху, прижав своим весом так, что она не в силах была свободно дышать. Руки он завёл девушке под спину, заставив извиваться.
— Непохоже это на тебя, Дэниел, — забеспокоилась она.
А он смотрел на стальные волосы, разбросанные по подушке, на чуть приоткрытые губы, густо накрашенные тёмной помадой, и на зелёные глаза, в которых отражался вопрос. Дэниелу нравилась такая Фаррен — беззащитная и неподвижная. В данную минуту она покорная, и можно идти в наступление. Дэниела Бессона ещё ни одна бабёнка не обвела вокруг пальца.
— Хочу тебя, — с улыбкой произнёс он. — А ты?
— Ты же знаешь, дорогой, я…
— Хочу грубо.
— Что? — девушка задёргалась. — Дэниел мне неудобно…
— А мне нравится. Мне интересно, какие фантазии тебя посещали, когда ты задумала похитить Читтапона, —
