ушла, не забыв свою сияющую разными камушками сумочку. И несмотря на то, что видел блеск слезинок в уголках её больших глаз, Читт не посочувствовал и не пожалел о своих словах. После её ухода он просто лёг спать.
Проснулся он около одиннадцати вечера, заказал суши и достал бутылку вина. Читт мог выпить бокал или два при просмотре фильма. На этот раз он выбрал самую слезливую корейскую драму и устроился удобно на диване при свете тусклых ламп. А пока ждал еду, хотел связаться с Тхэ Мином. Не связался. Обида выросла до таких размеров, что не то что звонить, он в сторону бывшего друга смотреть не станет, а при встрече пройдёт мимо. С этими мыслями он отбросил телефон и включил фильм.
Утром к нему приехал Ян с весёлым настроением и подарком.
— Что такое ты мне привёз? — сонным голосом спросил Читт. На нём всё ещё была клетчатая пижама, а голова кружилась после выпитого. Он смотрел фильмы до четырёх утра, и выпил не меньше четырёх бокалов вина.
Ян лукаво улыбался.
— Советую умыться и взбодриться. Мои подарки требуют особого внимания.
Читт не послушался.
— Открывай уже. Даже любопытно стало.
— Ладно. — Ян поставил коробку к себе на колени, присев при этом на пол. — Готов?
— Готов. Открывай!
Ян открыл коробку и оттуда выпрыгнули два весёлых котёнка, два мальчика, красавца.
Брови Читта полезли наверх, но видеть мохнатых животных он был настолько счастлив, что сон рукой сняло. Он аккуратно присел на корточки и подозвал испуганных созданий к себе. Оба котёнка как по команде подбежали к своему новому хозяину, громко мявкая и ласкаясь.
— Они такие же дружные, как и мы, — сказал Ян, наблюдая за ними. — Я хотел взять одного, но не смог разлучить их.
— Это лучший подарок, — сказал Читтапон, взяв их на руки. — Еду ты им взял?
— Да! Тут есть всё, что нужно.
Весь день друзья устраивали котят на их новом месте. Читт больше не думал ни о чём, и ни на один звонок в тот день он не ответил, среди которых был пропущенный от Вона.
~~~
Корбин спорил с Нолой по телефону прямо перед прилавком в булочной. Ему пришлось сообщить матери о состоянии Элоры и о том, что её продержат в нью-йоркской больнице до и после родов сколько потребуется. Естественно, Корбин позаботился о том, чтобы сестру поместили в лучшую палату и оплачивал любые прихоти врачей. Джона Марс показался Корбину компетентным врачом, но Нола настаивала на ЛУЧШИХ!!!
— Перевезём её в Италию! Я слышала, что французские…
— Мама! Ты слышишь меня? — он осёкся, ибо на него смотрели люди. Отвернувшись, он заговорил тише. — Элору нельзя перевозить. Оставь всё как есть. Я с ней, хорошо? Я прослежу за всем.
Нола неохотно согласилась. Хотя в течение часа потом забрасывала его сообщениями, излагая новые идеи. И оно ясно. Нола переживала по-своему и помочь могла только советами. Корбин ещё раз повторил то, что говорил не раз, терпеливо и доходчиво. После ему предстояло объясняться с отцом. Тот, правда, отнёсся к ситуации проще. Единственное, что разозлило Корбина, это его вопрос: «Она ведь не умрёт?»
Джона обещал положительный исход, и Корбин верил ему.
Зак. Ещё один человек, который не остался равнодушным к проблеме. Он узнал от своей матери миссис Хартон, поэтому Корбин сначала выслушал нотацию по поводу дружбы, а потом два часа отговаривал друга приезжать в Нью-Йорк.
— Поверь, своим присутствием ты ни ей, ни мне не поможешь.
Когда шар терпения Корбина был переполнен, он просто перестал отвечать на звонки, коих посыпалось целое множество. Нола и миссис Хартон — кто же ещё мог так трепаться?!
Шли дни, часы, минуты. Июль заканчивался, Элора находилась под строгим наблюдением. Она просыпалась, но ей запрещали даже сидеть. Стресс и, может быть, плохое самочувствие вызывали только слёзы, поэтому Джона предпочитал держать её в бессознательном состоянии. Большую часть Элора спала. Ей вводили витамины и другие поддерживающие жизнь малыша препараты. Корбин жил в этой же палате и ездил в отель только помыться и переодеться.
Первого августа он так же, как всегда, поцеловал Элору в лоб, предупредил медсестру, что отъедет на пару часов, и отправился в отель. Там он принял душ, побрился и решил немного отдохнуть перед выходом. В итоге проспал до самого вечера. В девять он пулей вылетел из отеля, забыв телефон на прикроватной тумбочке.
В палате Корбин не обнаружил Элоры и дико испугался. Похлопав по карманам, не обнаружил телефона, выругался. Медсестры на месте не оказалось, и он помчался по коридору, разыскивая хоть кого-то, кто мог бы помочь. Как раз когда Корбин хотел нажать на кнопку вызова лифта, чтобы спуститься вниз и спросить, что они знают о пациентке Бессон, створки лифта раскрылись и оттуда вышел Джона. Маска висела на одном ухе, он выглядел уставшим, но при этом глаза ясно смотрели перед собой.
— Док, где моя сестра?
— А, мистер Бессон, вам звонили, но вы не отвечали.
— Что с Элорой?
— Она находится в послеродовом отделении. Моя задача выполнена. Сегодня в семь сорок три путём Кесарева сечения родился на свет мальчик. Элора дала ему имя Лукас, — Джона улыбался. — Она в сознании и чувствует себя прекрасно. Малыш слаб, мы поместили его в инкубатор. Он родился рано, вес маленький, но уверен, наверстает. Поздравляю!
Похлопав Корбина по плечу, Джона продолжил свой путь.
«Лукас. Вот это да!» — обрадовался Корбин и помчался поздравлять сестру.
Теперь, когда всё самое страшное позади, Корбин верил в лучшие перемены. Сын Читтапона должен вернуть его сестру к жизни. Именно плод любимого человека вдохнёт новые силы в истерзанную душу матери. У Корбина на лице сияла улыбка. Он не знал, что Лукас не сын Читтапона Ли, и Элора не сможет любить его так, как любила бы ребёнка от своего любимого.
Корбину было невдомек, что этот ребёнок вовсе не принесёт никакого света, как гласит значение его имени. Лукас — это «тьма», которая принесёт много страданий. А всё потому, что он — сын Вона.
