— Пока Стефани не скажет нам сама, — продолжала я, — мы так и не узнаем, собиралась ли она когда-нибудь исповедаться? Но все, что нам надо знать, то, что она стояла на моей кухне и, как всякий непрофессиональный убийца, который сначала делает, а потом думает, размышляла, что она оставила отпечатки пальцев и следы ног.
— Вы нашли много отпечатков пальцев? — обратилась я к Гевински.
— Вы думаете, я скажу вам об этом?
— Вы скажете об этом моему адвокату до начала судебного заседания, не так ли?
— Но я не должен говорить вам ничего сейчас.
— А не могли бы вы просто немного прояснить обстановку? — спросила я.
— Нет.
— Тогда придвиньте ваш стул на несколько дюймов ко мне, — приказала я ему. — Вот так. Не больше.
Я велела ему сесть на свои руки, чтобы он не смог выхватить у меня пистолет, и наклониться поближе ко мне.
— Сержант Гевински, не пора ли мне сделать паузу?
— Что?
— Даже, если я вас еще не убедила, — начала я вполголоса, — вы уже знаете достаточно много, чтобы начать относиться к Стефани с подозрением. Если вы расскажете об отпечатках пальцев, вы не выдадите, никакой государственной тайны. Ваши боссы в полиции, пресса — все будут внимательно следить, как развивается это дело. Если я виновна, вы ничего не теряете. Если — нет, ваша откровенность в данный момент поможет избежать вам в дальнейшем обвинения в предвзятости. А теперь вы можете отодвинуть ваш стул на то место, где он ранее стоял.
Стефани начала говорить так быстро, что слова слились в одно большое длинное слово.
— Я знаю пока у нее в руке пистолет — все мы в опасности. Но я прошу вас: не сдавайтесь. Если Вы поддадитесь на ее уговоры; она потребует больше.
— Я понимаю это, миссис Тиллотсон.
Он размял пальцы, видимо, онемевшие.
— Я не скажу вам ничего, за что потом ваш адвокат смог бы зацепиться, — сказал он для меня, для Стефани и для протокола. — На внешней стороне двери не было никаких отпечатков пальцев.
— Даже отпечатков пальцев моего мужа?
— Даже его. Естественно, ведь он мог войти другим путем.
— А отпечатки пальцев на сигнализации, вы проверяли?
— На сигнализации есть часть отпечатка пальца, — пробормотал он так тихо, видимо, надеясь, что я не услышу.
— Чьи?
— Правого указательного пальца мистера Мейерса.
Стул был немного маловат для его грузной фигуры — он немного поерзал, чтобы устроиться поудобнее.
— Этот отпечаток пальца мог остаться еще с тех пор, когда мистер Мейерс жил в доме.
— Вы прекрасно понимаете, что этого не может быть, — возразила я. — Он не появлялся в доме с июня месяца. Я же включаю сигнализацию каждый вечер. Мои дети пользуются ею, когда приезжают домой. Как мог в этом случае сохраниться только его старый отпечаток?
— Давайте двигаться дальше, — предложил Гевински. — На внутренней стороне двери также ничего не было. Другие ножи, и деревянная подставка, в которой они находились, тоже были чистыми. Но было много отпечатков пальцев — ваших отпечатков — на плите, духовке, микроволновой печи, холодильнике. Вот и все.
— Кроме ножа, который был в Ричи.
— Единственные отпечатки на нем — также принадлежали вам, — сказал он.
— Я же уже объясняла вам, я пыталась вытащить нож.
— Но не смогли?
— Не смогла. Что, если бы моих отпечатков не было на ноже, вы бы не утверждали, что я виновна?
— Вероятно. Не могу поклясться, что у меня было бы много оснований просить прокурора отправить дело на доследование, но я бы попытался.
— Я расскажу вам, что на самом деле произошло в ночь убийства.
— Вы взяли ружье, оно выстрелило, — он, похоже, был доволен своим невольным каламбуром и вознаградил себя за это слабой улыбкой.
— Стефани протерла все поверхности, до которых она могла дотрагиваться, включая и ручку ножа, — объясняла я. — Она воспользовалась, вероятно, или полотенцем, или тряпкой, которыми удерживала нож, пока вытирала его. Она, видимо, или наклонилась над ним, или стояла на коленях, или сидела на корточках, потому нож и вошел так глубоко.
Я повернулась к Стефани. Она расстегнула ремешок от часов и вытерла запястье.
— Не думаю, что ты решила свалить вею вину на меня, — обратилась я к ней. — Во всяком случае, не сразу. Ты просто хотела спасти себя. Я помогла тебе, пытаясь вытащить нож.
— Она придумала эту историю не сегодня вечером, — крикнула Стефани Гевински. — Она продумывала ее целую неделю.
Я попыталась заставить ее прислушаться к моим словам.
— Если бы подозрение падало не только на меня, то полиция стала бы копаться в жизни Ричи. Неужели ты думаешь, твое имя не всплыло бы?
— Вся эта «связь» существует только в ее голове! — заявила Стефани, обращаясь только к Гевински. — Мы были друзьями. Мы все четверо были друзьями.
— Когда она избавилась от отпечатков пальцев, — продолжала я, — она знала, что ей надо поскорее убраться оттуда. И тогда она, наверное, заметила, что наследила. Земля еще оставалась на ее спортивных туфлях. Она взяла тряпочку или бумажную салфетку и счистила грязь на пол. Затем она выскочила из дома — может даже добежала и до машины — и принесла еще немного земли. Это было очень рискованно, но если бы она этого не сделала, полиция бы догадалась, что убил его кто-то из посторонних.
Касс выпрямилась во весь рост. Тут требовалось вмешательство, кого-то с докторской степенью, мой диплом магистра не вызывал доверия.
— Грязь, сама по себе, не была уликой, — заявила Касс. — Ее мог занести вор или недоброжелатель, следовавший за Ричи из Манхэттена. Нет никаких оснований думать, что полиция сразу же решит, что эту грязь занес сосед. Почему они должны так думать? В подобном утверждении нет никакой логики. Но уже в тот момент убийца осознал, какое важное значение может иметь эта грязь. Если полиция решит, что ее занес сам Ричи, она не будет рыскать вокруг Галле Хэвен. Значит, они будут искать подозреваемого в доме — а только это сможет обеспечить убийце полную безопасность.
— Но ты же не думаешь, что это сделала я? — не веря своим ушам, спросила Стефани.
— Думаю, Стефани. Если я ошибаюсь, я принесу тебе извинения, хотя и не буду рассчитывать на традиционное приглашение на прием в честь Нового года, — она повернулась ко мне. — Извини, что прервала тебя, Рози. Ты говорила о грязи.
— Спасибо. Стефани собрала немного земли и затолкала в бороздки на подошвах его спортивных туфель. Она, наверное, и разбросала еще вокруг, добавив к той, которую она счистила. И еще одно: следы грязи обрываются прямо у ноги Ричи. Их больше нигде нет, означает ли это, что он не нашел того, что искал? Или, что Стефани застала, как он уходил с пустыми руками?
