— Спасибо. Стефани собрала немного земли и затолкала в бороздки на подошвах его спортивных туфель. Она, наверное, и разбросала еще вокруг, добавив к той, которую она счистила. И еще одно: следы грязи обрываются прямо у ноги Ричи. Их больше нигде нет, означает ли это, что он не нашел того, что искал? Или, что Стефани застала, как он уходил с пустыми руками?
Гевински массировал свой подбородок сверху вниз, будто пощипывал маленькую бородку.
— Может, он сам просто не пошел дальше? — пробормотал он.
— Может. В любом случае, больше в моем доме Стефани делать было нечего. Все, что ей оставалось, добежать до дома, вымыться и ждать своего мужа. Картер заявил, что он вернулся домой около одиннадцати. Так что, если Стефани подошла к машине Ричи в половине одиннадцатого, у нее было время убить его, стереть отпечатки пальцев, разбросать грязь — и вернуться домой, чтобы приготовить быстро какой-нибудь винегрет.
Гевински, казалось, не носил бороды, только вокруг рта была какая-то растительность буро-коричневого цвета, напоминавшая разводы от помады.
Он все еще выжидал. Мне же надо было склонить его на свою сторону. Что более существенное я могла предложить ему, кроме моей версии с бриошами? Тот обед, который приготовили Касс, Маделейн и Стефани для меня, мальчиков и. «Подозрительной», когда Алекс, как всегда опоздав, вышел к ним с аккуратно зачесанными назад волосами? Касс и Маделейн заявили о его поразительном сходстве с Ричи. А Стефани? Она была просто шокирована, загипнотизирована им.
Может, мне рассказать, как она не только подыскала мне Форреста Ньюэла, самого паршивого адвоката во всей Америке, но и настояла, чтобы я обратилась к нему. «Его считают лучшим», — убеждала меня она. Или то, как она заставила Картера нанести мне визит с выражением соболезнования, подсунув мне другой список — вероятно, следующих девяти из десяти самых известных бездарей — и предложив сопровождать меня к ним. Не привлекая к себе внимания, можно было бы выяснить все детали обвинения, выдвинутого против меня полицией, и аргументации моей защиты.
А, может, мне следовало быть мудрее, и просто предложить Гевински последовательную, неэмоциональную констатацию фактов. Я решила, что так будет лучше.
Но, прежде чем я открыла рот, Стефани начала плакать. Всхлипывания превратились в водопад слез. Гевински, порывшись в заднем кармане, вытащил оттуда отнюдь не белоснежный платок и протянул ей. Развернув его, Стефани продолжала рыдать.
— Я не отношусь к тем женщинам, которые используют слезы для… — конец ее фразы потонул в следующем потоке слез.
— Знаю, — сказал Гевински.
Стефани попыталась взять себя в руки:
— Я хочу защитить себя, но как я могу это сделать под дулом пистолета?
— Понимаю, — сказал Гевински тоном Иисуса Христа, с таким сочувствием, что ему подошла бы роль Макса фон Сюдов в «Самой великой истории, когда-либо рассказанной». — У вас будет такая возможность. Я вам обещаю, миссис Тиллотсон.
— У меня никогда не было ни с кем связи, — сказала она ему. — И с Ричи Мейерсом…
Она произнесла это таким тоном, будто ее заставляли заниматься анальным сексом с канализационной крысой.
— Хотела бы я знать, почему именно меня она выбрала козлом отпущения. Думаю, после своего побега, она поняла, что рано или поздно ее схватят. Она должна была найти другого подозреваемого. И состряпала историю о Стефани Тиллотсон. Должна признать, отдельные моменты этой истории звучат достаточно убедительно. Но целиком? Мерзко. Выбегать, чтобы потом затолкать грязь в бороздки мужских туфель? Сержант, пожалуйста, разве она не спятила?
— Стефани, а где твои спортивные туфли и костюм, в которых ты обычно бегаешь? — спросила я.
Конечно, она проигнорировала мой вопрос.
— А вся эта история, что я всю ночь готовила бриоши? Разве это не безумие?
— Может, и следы от шин появились только в моем безумном мозгу? Может, это он оставил отпечатки шин, я спрашиваю тебя, столь похожих на шины твоей машины?
— Она настаивает на этих отпечатках, — Стефании обращалась только к Гевински, протягивая к нему руки, как бы прося защитить ее от ужаса всего происходившего. — Откуда я знаю, может это она взяла мою машину и проехала там той ночью? Я думаю, эту историю она готовила всю прошедшую неделю. А убийство, может, она планировала все прошедшие годы.
Мой превосходный контраргумент так никогда и не был выслушан — стук в дверь, как удар молота, прервал наш разговор.
— Серж, пришел муж, — произнес голос за дверью.
Только я хотела приказать Гевински пригласить Картера войти, как дверь резко отворилась. Нет сомнения, что Картер, как, впрочем, и его охранник, выронивший от изумления банку с содовой, были ошеломлены.
— Вот те раз, — пробормотал полицейский, увидев меня с пистолетом в руке.
— Тернер, подожди за дверью, — сказал Гевински.
— Серж?
Гевински указал ему на дверь.
— Почему вы выставили его? — взорвался Картер.
— Ради Бога! — одновременно проговорила Стефани.
Тиллотсоны ждали объяснения: «Как вы могли?». Они были напуганы.
Но я знала — это еще не победа. Кто знал, что творится в голове Гевински? Кроме того, Тернер был на свободе. Часы стучали. Я представила группу по борьбе с терроризмом, как они в черных комбинезонах врываются через окна. Или какой-нибудь более простой выход из положения: например, стоявший за дверью Тернер прицеливается и попадает мне прямо между глаз.
Я попросила Касс пересесть на кушетку, — а Картеру занять, ее место за столом.
— Гуннар и Ингер, — сказала я. — Ты разговаривал с ними перед тем, как они уволились?
Он сжал губы и отрицательно покачал головой: «Нет. Я не буду отвечать».
— Картер, я настаиваю. Отвечай. У меня пистолет.
Он разжал свой губы только для того, чтобы произнести:
— Я не буду проходить вновь через все это. Давай. Застрели меня, если хочешь.
Нет ничего более отвратительного, чем придавленный человек, пытающийся изображать храбреца. Если бы я в тот момент только произнесла «Бух!», он бы, без сомнения, наложил в штаны. Я уже хотела было поставить его на место и стала искать тот маленький крючок в пистолете, который надо отвести перед выстрелом, когда Гевински произнес:
— Расскажите ей, что она хочет знать, док.
— Что? — Картер был Само Воплощение Разгневанного Гражданина.
— Вам рано или поздно все равно придется отвечать на вопросы, — для протокола, — объяснил ему Гевински. — Раз у нее в руке пистолет, сделайте это сейчас. Мы не опаздываем на поезд.
Картер пытался выиграть время, зачесывая пальцами волосы, но они были слишком короткими.
