Картер кивнул, хотя стоило это ему больших усилий. Теперь я обращалась прямо к Стефании.
— Возможно, что Джоан видела тебя раньше, на каком-нибудь коктейле. Но Ричи доверял Джоан, и даже в том, что касалось его любовных интрижек. Поэтому, видела или нет она тебя раньше, еще до этого ужина она знала о тебе, Стефани, все. И когда она увидела тебя, не было никаких сомнений — она тебя узнала. Жену Картера. Любовницу Ричи.
— Ложь, — мягко сказала она.
— Может, у тебя были с ней какие-то отношения?
Когда я просматривала записи Джоан, я нашла там телефон Тиллотсонов, — и не раз. Ее отношения с Картером были чисто деловыми. И, если он был ей нужен, она могла позвонить ему в офис. Но у нее был записан номер Лонг-Айленда, так что она могла общаться и с «дорогой подружкой» ее «дорогого друга» — Стефани.
— Ты подарила Джоан несколько тех красивых горшков для цветов, которые ты сама оформила. С трубочкой, чтобы вставлять туда цветок. Разве Джоан не говорила, тебе, что она ставит туда орхидеи?
Глаза Гевински были полузакрыты, рот расслаблен, на лице застыло выражение скуки — то выражение, которое обычно принимают люди, не умеющие притворяться, когда хотят показать свое полное безразличие к тому, что действительно их интересует.
— У вас есть что сказать по этому вопросу, миссис Тиллотсон? — спросил он.
— Ничего, кроме того, что я все отрицаю.
— Что вы отрицаете? Ужин? Или цветочные горшки?
— Все. Рози Мейерс убила своего мужа. Это единственное, что я могу сказать вам.
Гевински немного оживился. Он откинулся на стуле и скрестил ноги. Если бы в руке у него было пиво, он был бы похож на тех добродушных весельчаков, отдыхающих где-нибудь в глубине перевозящего товары грузовика.
— Я знаю, вы — адвокат, миссис Тиллотсон. И мне бы не хотелось быть с вами неискренним. Но вы должны прояснить все здесь и сейчас, чтобы эти подробности не всплывали вновь во время суда над ней. Если вы будете сотрудничать, со мной, то мы не будем ворошить грязное белье.
Я бросила взгляд на Касс. Почувствовала ли она то, что почувствовала я — Гевински был уже на нашей стороне.
— Стеф! — Картер внезапно запнулся, так как Стефани опрокинула карточный столик на меня и подбежала к окну.
Пистолет Гевински упал на пол. Пока я пыталась достать его и вылезти из-под стола, Гевински обрушил один из ударов карате прямо мне по шее.
— Что вы делаете? — закричала я. — Хватайте ее!
Он ответил сильным ударом прямо в солнечное сплетение. Я упала на пол, дыхание мое перехватило. Я согнулась пополам, пытаясь успокоить боль.
— Стеф!:— запричитал опять Картер. — Стеф, не надо!
Я не помню отчетливо, что случилось в следующий момент. Стефани была у окна, пытаясь разбить оконное стекло. Но деревянные перекрытия даже не треснули.
Мое дыхание не восстанавливалось. Меня прошиб, холодный пот, и в панике я даже не могла открыть рот, чтобы позвать на помощь; Касс склонилась надо мной.
Когда я пришла в себя, четверо полицейских в форме держали Стефани. В следующее мгновение я уже ничего не видела, так как меня окружало двенадцать, облаченных в синие брюки, ног и было наставлено шесть ружей. Один из полицейских помог мне подняться и сесть на стул. Гевински поставил на место стол и сел напротив. Поскольку он отдал свой носовой платок Стефани, то должен был взять другой у Тернера, чтобы завернуть мой пистолет, дабы не стерлись отпечатки пальцев. Он открыл его и со словами: «Дерьмо! Он даже не был заряжен!»— передал его Тернеру.
— Вы ударили меня, — прошептала я.
— Я же не расколол вашу чертову голову, не так ли? Вы должны быть, черт вас дери, благодарны мне за это.
Гевински приказал нескольким полицейским отойти от меня, так что теперь только два ружья были направлены на меня.
Те же полицейские, которые схватили Стефани, похоже, были смущены тем, что должны были задержать такую великолепную женщину. Они не хотели, чтобы она могла пожаловаться на их грубое отношение к ней и каждый раз, когда она пыталась вырваться, они удерживали ее со словами «извините».
— Не хотите ли сесть и поговорить, миссис Тиллотсон? — с настойчивостью в голосе спросил Гевински.
Он подождал минуту: никакого ответа, — а затем повернулся к Картеру.
— Док, — пророкотал он. — Все, что здесь происходит — очень серьезно. Сядьте.
Картер находился на расстоянии пяти футов от Стефани и полицейских и уставился на них так, будто они были музейные экспонаты.
— Сядьте, — приказал Гевински.
Картер сел с моей стороны, так что он сидел напротив Гевински и не мог посмотреть мне в глаза. Галстук безукоризненно завязан, волосы идеально зачесаны, и ни капли пота. Однако если не обращать внимания на его безо всякого выражения серые глаза, он весь выглядел так, будто увидел что-то такое ужасное, с чем ему не приходилось сталкиваться даже в его помещении неотложной помощи.
— Док, вы видели машину Ричарда Мейерса в ту ночь, когда его убили?
— Да.
— Заткнись, Картер, — закричала Стефани. — Не говори ничего. Скажи, ты хочешь поговорить с адвокатом.
Клянусь, в этой ситуации она не стала бы рекомендовать Форреста Ньюэла.
— Я видел красные огоньки его машины по пути домой.
— Заткнись, черт тебя возьми! — заорала Стефани.
— Сделайте одолжение, — Гевински обратился к тем, кто держал Стефани. — Миссис Тиллотсон расстроена. Отведите ее в другую комнату. Составьте ей компанию. И пригласите туда пару женщин-офицеров на случай, если ей понадобится пройти в дамскую комнату. Если возникнут какие-нибудь проблемы, и вам покажется, что ей лучше находиться в более безопасном месте, доложите мне.
Когда увели Стефани, Картер закрыл лицо руками. Он не плакал. Думаю, то, что он видел, причиняло ему более сильную боль. Проходя, Стефани бросила на него презрительный взгляд. Уже у двери она, обернувшись, сказала Гевински:
— Нет ничего, что он мог бы рассказать вам.
— Кто знает?
— Я знаю. И вы тоже. Муж не может свидетельствовать против жены, — и она вышла — королева в сопровождении почетного караула.
— Она должна извиниться перед тобой, Рози, — заметила Касс. — Если не раскаявшись, то хотя бы из приличия.
— Вы хотите остаться, доктор Хигби? — спросил Гевински.
— Я бы хотела.
— Тогда, хотя мне нравится ваша манера выражаться, помолчите. Ясно?
— Хорошо.
— Вот и замечательно.
Он вытащил свой скрученный в трубочку блокнот и ручку из внутреннего кармана пиджака и обратился к Картеру:
— Док, я буду делать небольшие заметки, но мы еще вернемся к этому разговору.
