Кларисса снова хотела отрицательно помотать головой, но взглянула в исполненные надеждой глаза доньи Бруны. В них мелькали какие-то искорки, на тонких губах появилась улыбка.
«Она вспоминает счастливое время, – подумала Кларисса. – Теперь, когда все ужасы позади, она пытается думать о хорошем».
Кларисса кивнула:
– Да, я думала о Ксавьере.
– Помоги мне подняться, дитя мое, – тут же потребовала донья Бруна.
Кларисса, поколебавшись, выполнила это желание. Донья Бруна казалась ужасно хрупкой. Сердце колотилось, кожа горела, теперь Кларисса смогла в этом убедиться. Она припоминала, что донья Бруна и раньше страдала от приступов лихорадки.
Женщина, казалось, заметила ее сомнения, когда Кларисса вновь присела на стул. Сеньора пристально посмотрела на бывшую невестку.
– Я больна, Кларисса, ты это знаешь.
– Да, я… – Кларисса подыскивала слова.
– Я очень скоро умру, – продолжала донья Бруна, – и все, что здесь, пойдет прахом.
– Я могу… Нет, вы точно не… – начала Кларисса, но умолкла снова.
– Да, я чувствую это. Я уже прожила намного дольше, чем предрекали врачи. Больше всего я хотела сразу отправиться вслед за моим Ксавьером, но у меня была надежда, что, возможно, он еще… Теперь я знаю, что его больше нет. Все кончено.
Кларисса чувствовала, как ее бросает то в жар, то в холод. Можно ли отказать умирающему в его последней просьбе?
– Я не могу, – все же еще раз прошептала она. – Не могу… Здесь слишком много боли, предательства, слишком много…
Донья Бруна кивнула:
– Я понимаю, что у тебя лишь дурные воспоминания об этом месте, ты имеешь на это право. – Она ненадолго замолчала. – Это ведь наследство и Ксавьера. Это наследство моего сына, наследство твоего мужа. Он провел здесь лучшие дни. Поверь мне, он хотел бы, чтобы эта эстансия досталась тебе и вашим потомкам…
– Но у нас не было… – внезапно вырвалось у Клариссы.
Донья Бруна покачала головой.
– Кого это интересует? Ксавьер любил тебя. Он был бы рад, если бы узнал, что ты когда-нибудь станешь хозяйкой в Санта-Ане.
На миг в памяти Клариссы всплыли воспоминания о Ксавьере. Она понимала, что донья Бруна права, и все же… Кларисса чувствовала, что во рту все пересохло от волнения. Она глубоко вздохнула, прежде чем продолжить.
– Вы… Вы не… – сделала она очередную попытку.
– Не умру? – Донья Бруна печально и устало улыбнулась. – Нет, это случится… И я рада этому. Какой смысл мне жить дальше? Те, кого я любила, покоятся с миром. Те, кого я ненавидела, – мертвы. Я и без того слишком много страдала. Ты знаешь, как долго эта жизнь была для меня просто мукой? Слишком долго…
Теперь голос доньи Бруны стал громче и увереннее. Кларисса едва не вздрогнула, заметив почти осуждающий взгляд пожилой сеньоры. Она чувствовала, как в душе угасает сопротивление, так камень рано или поздно разрушают капли воды.
Неужели это ее долг? Неужели именно ей придется заниматься делами, а не оставлять эстансию таким людям, как дон Фернандо? Но тут внутри Клариссы зазвучали другие голоса…
– Я… и мои родители тоже… у нас есть все, что нужно, – промолвила она.
Она говорила об этом с родителями вчера вечером, когда они увиделись после нескольких лет разлуки. Им нужно было немного денег, чтобы отстроить ранчо, и еще немного земли. «Нам больше ничего и не нужно», – сказал тогда ее отец. Мать уверенно кивнула. «Мы хотим вернуть свое, чужого нам не надо», – добавили они.
Вдруг донья Бруна стала выглядеть очень уставшей. Ее взгляд вновь устремился в пустоту, потом она сомкнула веки. Кларисса вздрогнула, когда сеньора вновь заговорила с закрытыми глазами.
– Мне очень жаль, что все так завершилось. Знаешь, тут когда-то было замечательное место, полное любви, праздников и песен. Это был дом моих родителей. Мое наследство, я его получила в приданое. Тут я надеялась стать счастливой, мечтала, что эстансия наполнится детским смехом и любовью. Все это у меня было, пусть и короткое время. И я не хочу жаловаться. Думаю, когда-то я была самой счастливой и исполненной надежд невестой между реками Параной и Уругваем. И я бы радовалась всем сердцем, если бы Санта-Ана превратилась в место, которое я знала в детстве, чтобы тут опять царили смех и веселье. – Мимолетная улыбка появилась на лице доньи. – Помню качели в саду. Вспоминаю ветер, который трепал мои длинные черные волосы. Вспоминаю своих братьев и сестер, которые появились на свет, а теперь уже мертвы. Я уже не смогу превратить эстансию в такое хорошее место, каким она была. Слишком поздно.
Кларисса молчала, она смотрела на кольцо, подаренное Ксавьером, которое она носила на одном пальце вместе с кольцом Роберта. От этой вещи она никогда не хотела избавиться. Некоторое время она прятала кольцо в потайном кармане под юбкой, потом вновь надела. Роберт не возражал, он понимал, что так должно быть.
– У меня на самом деле с этим местом связано много плохих воспоминаний, – тихо произнесла она спустя некоторое время. – Лишь Ксавьера я хотела навсегда оставить в своем сердце. Ксавьер и наша любовь – это все хорошее, что было со мной в Санта-Ане.
Донья Бруна вздохнула:
– Я знаю, что тебя связывает с этим местом, Кларисса, и знаю слишком хорошо. Но ты все сможешь. Санта-Ана вновь станет прекрасным, добрым домом, если мы захотим этого.
Кларисса устремила взгляд в пол. Для нее представить такое было тяжело, бесконечно тяжело. Донья Бруна понимала, какие мысли ее терзают. Она протянула Клариссе мягкую, вялую руку. На губах вновь заиграла улыбка. Можно было понять, какой красивой когда-то была пожилая сеньора.
– Подумай о своих детях, – произнесла она. – Сохрани наследство для потомков.
Кларисса снова хотела возразить, но потом просто кивнула в ответ.
Возможно, донья Бруна и права. Быть может, когда-нибудь эта эстансия станет родной для Якоба.
– Я подумаю об этом, – пообещала она.
Аврора ускорила шаг. За последние месяцы столько всего произошло. Кларисса вновь увиделась с родителями. Аарон нашел мать, которая, правда, пока еще отказывалась встретиться с сыном. У Авроры отношения с Аароном складывались как нельзя лучше. Жаль только, что Хоакин наотрез отказывался принимать молодого фотографа, и это вселяло в Аврору неуверенность.
«Мы могли бы стать такой замечательной парой».
У Аарона дела в ателье шли так хорошо, что теперь он работал на улице всего два дня в неделю. «А я? – подумала Аврора и вздохнула. – Аарон все время говорит, что я могу учиться, но не стремлюсь к этому». Девушка совсем перестала общаться с доктором Грирсон и больше не работала медсестрой. Аврора была дочерью, подругой, бабушкиной надеждой на то, что хоть кто-нибудь из семьи станет в будущем заниматься извозчичьей фирмой.
