И время лопается, яростными пузырями проедая пространственную гладь, оставляя дыры, в которых я теряю способность вспомнить или понять или заставить себя сдерживаться.
Очнуться помогает треск ручки, оказывается, я поднялся и собирался кресло подвинуть. Яна во все глаза на меня смотрит, снова испуганная. Остальные тоже позатихали, Из взглядом пол изучает.
Бутыль с водой захватываю с тележки в четырех шагах, типа, я за водой вот поднимался.
А поднимался, я, по-видимому, чтобы до изобретательницы дойти. Оголить ее наконец-то и ноги раздвинуть, слегка в коленках согнув, как оно и должно быть.
И рот наконец-то ей закрыть, потому что она до этого, оказывается, говорила долго.
Что-то про прототип #13. Источник энергии, который добить будет невероятно сложно.
Противоречия превращают твердь под моими ногами в неизбежную вязь болота. Когда Яна говорит… ее голос успокаивает, словно долгожданная оттепель побеждает лед, но… так как говорит она не со мной, Альфа внутри скалится и голодным ревом рвется наружу.
Как и волк. Скотина вовсе ориентиры потерял.
Изобретательница снова первой покидает зал, как и предыдущие два раза, только теперь контролируемо размеренным шагом. Вот как. Обучаемая, оказывается.
А на следующем совещании — которое никому точно не нужно — ее пальцы мелко подрагивают, когда спутанные волосы безуспешно поправляют.
Горлом воздух втягиваю, чтобы все разнюхать. Ее усталость и изнеможение на вкус как полынь подкоптившаяся. Я не позволю. Бледное ее лицо шокировано изучаю, потому что… за триста с лишним лет… внутренности никогда не скручивало нагретой сталью, превращая мышечное мясо в гниющую древесину.
Слабым голосом она кому-то отвечает: запрокидывает голову, дабы видимость уверенности создать.
Какая же упрямая, сумасшедшая идиотка.
Я не позволю.
Клянусь, она будто истончилась за два дня.
Закончим бесполезный сбор раньше, и она мне ответит на пару вопросов, особенно когда ела нормально в посл…
Улыбнувшись натянуто, она кивает лихому Варвуд, и на столе елозит как-то замедленно, и когда падает в обморок, то в сторону, на пол, заваливается.
Хорошо, что не знаю, каким образом рядом оказываюсь и за шею хрупкую цепляю, приподнимая. Местами кожа пугает холодом, местами — злит жаром.
Не знаю, как двигался, на пол опускался и ладонью прикасался. Как смотрел, осознавал, дышал.
— Ну! — крик выдавливаю и комната пошатывается. — Очнись! Яна!
Чувствую, что наблюдающие расступаются, но не потому что Из ко мне спешит, а потому что здание я и впрямь неосознанно напряг. В последний раз такое в период созревания было, и я позволял волку слишком много. Теперь скотину впору освежевать, как она рвется к Яне, лежащей на полу.
— Лекари уже поднимаются, — быстро произносит Из выдержанным тоном, слегка наклоняясь.
Его силуэт в неизменных белых одеждах сливается со светлыми накидками врачевателей позади, которые уже спешат в нашу сторону.
Она дышит ровно. Шелк слегка влажных волос словно разрядами тока бьет мне в ладонь. Открой глаза, ну же, пошевели губами.
Ее обмякшее тело почему-то местами прощупывается напряжением. Бесцельно прикасаюсь, заглаживаю, роюсь в памяти, в знаниях, в интуиции, в чем-угодно. Действительно ли просто устала? Действительно ли просто взвалила на себя больше собственного веса?
Ее зеленые глаза, оказываются, рассматривают меня, уже когда провожу костяшками пальцев ей по подбородку, вынырнув из смятения мыслей.
Несколько сонливый взгляд на удивление внимателен. Она изучает меня, как нечто неизведанное.
А потом нахмуренно чуть ли не губы надувает, когда смотрит на мою ладонь у себя на бедре.
Вопреки истинному — зову, влечению, намерению, пониманию, — убираю руку, отцепляясь.
Поднимаюсь, и сверху вниз смотрю. На слегка изогнутую линию гибкого тела. На открытое, кое-где покрытое испариной, лицо. На котором в широко распахнутых глаза обнажается слишком много эмоций. Никогда не видел ничего более невинного и развратного одновременно.
Поворачиваю голову в сторону лекаря, потому что примчавшийся человек — Альфа.
— Где лекарь-Омега? — сквозь зубы спрашиваю, потому что сейчас не время вопросов, разговоров и накладок, побери вас всех горные твари.
Альфа поспешно голову склоняет, церемонно глаза опускает.
— В медотсеке отсутствуют специалисты-Омеги.
Яна на локтях приподнимается с неразборчивым бормотанием. Встречаемся снова взглядами, и я чуть правее, в сторону сдвигаюсь, как по приказу непрозвучавшему. От переизбытка открытий последних дней впору рассмеяться, но я лишь с невольным свистом выдох через ноздри пропускаю, потому что быстро все очень — нет времени на рефлексии. Она — моя Омега, а все остальное подождет.
Она задерживает взор на моей руке, над ней плотно сжатым кулаком маячащей. Золотистые прожилки в зелени чуть раскосых глаз манят меня мерцанием. Видимо, волк на мгновение прорвался и хоть лапой себя явил, и она могла заметить трансформацию, которую я и сам не отслеживаю.
— В здании, где находится Омега, отсутствуют соответствующие лекари? — выдаю контролируемо, потому что на самом деле горло мне этого врачевателя присмотрелось, как шеи всех остальных присутствующих Альф. Идиоты человеческие прозвали меня «Мясником», хоть раз услужливо им подыграю. Только людишкам придет в голову называть того, когда они считают неукротимым животным, его же палачом.
Не спешит с ответом белый халат.
— В здании, которым я владею, всегда будет присутствовать лекарь-Омега.
