– Это самая ничтожная часть из всего, что я могу с тобой сделать, доктор Логинов. И это самая ничтожная часть из того, что ТЫ хочешь, чтобы я с тобой сделал.
Он развернулся и ушел вглубь залы, оставив меня одну задыхаться там у стены, поправлять корсет, одергивать юбку и чуть пошатываясь идти к выходу, чувствуя, как моя плоть все еще саднит после того, как внутри побывали его наглые и умелые пальцы.
Мне повезло, с черного хода стояло несколько такси, я поймала одно из них и юркнула на заднее сиденье. Только отъехав от клуба, я перестала дрожать. Господи, он отымел меня прямо там, в коридоре, как шлюху. Просто оттрахал пальцами, а потом развернулся и ушел. Даже не взяв. Слишком много чести? Или это способ унизить и показать мне, насколько я слаба перед ним, как и другие женщины, которых рядом с этим дьяволом настолько много, что, наверное, для него мы все на одно лицо. Внутри стало пусто и больно. А что теперь?
Он позвонит? Приедет? Есть ли у этого продолжение? Я жадно и наивно хотела, чтобы оно было. Данте Марини потек по моим венам, как яд. Он вызвал мгновенную зависимость. Боже, я никогда в жизни не кончала так быстро и так мощно. Я на крючке. Сижу по самое мясо. Его добыча поймана.
* * *
Утром, когда я с трудом разомкнула тяжелые веки, чувствуя, как начинается тяжелое похмелье после текилы, то первым делом, что я увидела по телевизору, морщась от головной боли и запивая аспирин стаканом минеральной воды – это репортаж новостей. В кадре карета скорой помощи и санитары выносят на носилках накрытый белой простыней труп, ткань насквозь пропиталась кровью, а внизу бегущая строка.
«Сегодня утром в Центральном парке найдена мертвая школьница. Несовершеннолетняя Елена Скворцова. Единственная дочь в семье русских эмигрантов…». В квадратике улыбающееся личико той самой девушки, которая, стоя на коленях в туалете, вдыхала кокаиновые дорожки… В клубе Данте Марини. Следующим кадром крупным планом показана свисающая из-под простыни синеватая рука с длинным, бордовым порезом на запястье. Я выронила стакан и тот разлетелся вдребезги.
Глава 13
Участок напоминал пчелиный улей. Трещали рации, телефоны, мобильники. Привычный шум утра понедельника. Шум. Как сильно он иногда бесит, просачивается сквозь поры в сознание и заставляет мозг закипать от раздражения. А в его кабинете тишина. Притом гробовая. Ферни и Стеф молча ждут, когда он скажет хоть что-то, а он молчит, нервно трет подбородок и смотрит в одну точку.
– Здесь что-то не так. Какой-то сбой, – наконец-то доносится его севший от бесчисленного количества сигарет и кофе голос.
– Что именно?
– Когда будут заключения экспертизы?
– Берн сказал максимум через час.
– Долго, мать его. Долго!
Алекс ударил кулаком по столу, и все вздрогнули. Заславский посмотрел на Ферни.
– Короткий промежуток и все как-то не так… Не так.
– Что не так? – спросила Стеф и отпила горячий черный кофе из пластикового стакана, обожглась и поморщилась.
– Все не так. Он убил ее в другом месте и принес в парк. А раньше он убивал прямо там. Это была его личная фишка. Кроме того, он сделал это быстро, а не продержал несколько дней где-то в своем убежище ублюдка-садиста-долбаного психопата.
– Думаешь, появился подражатель?
Алекс посмотрел на Ферни.
– Не знаю. Или он изменил правила игры, почуяв, что мы все знаем. После того как усилены патрули во всех парках, на трассах, ведущих к ним. Пресса пока молчит?
– Уже не молчат. В утренних новостях сообщили. Дальше скрывать нет возможности. Так что там с «или»?
– Или это не он.
Алекс встал с кресла.
– Маньяки, они не меняют свой ритуал. Почти никогда. У нас все сходится, кроме места убийства. Кстати, ты отследил ее передвижения в этот день?
– Да. Она не была в школе, но провела почти все утро у себя в комнате. Потом выходила купить сигареты. Снова оставалась дома. Ее мать это подтвердила. Ближе к обеду она повздорила с отцом и ушла. Около четырех вечера ее видели в районе большого старого кинотеатра.
– Там сходка нариков. Она взяла дозу. Нашел барыгу?
– Да, вычислили его сразу – это Старки. Он, конечно, все отрицал, но я его прищучил, и он сознался, что продал ей пакетик дряни. Кокаин, между прочим. Сказал, что она плотно на нем сидела.
– Ого! – офицер присвистнул.
– Вот именно. Ого.
– И где семнадцатилетняя школьница нашла бабки на это дерьмо?
– Понятия не имею, карманные собирала, – усмехнулся Ферни.
– Вот именно. Смешно, – Ферни тут же перестал смеяться, – что там с ее соседями, друзьями, мальчиками? Что-то выяснили?
– Все чисто. Железное алиби у всех.
– У всех? – Алекс с недоверием вздернул бровь и посмотрел на напарника, – разве ее отец не прогуливался ночью по побережью, где его никто не видел и не может подтвердить, что он находился именно там? Кстати, всего в нескольких километрах от Центрального парка. На машине пять минут, если я не ошибаюсь.
Ферни сильно затянулся сигаретой и выпустил густой дым в потолок, с лампочкой в белом плафоне, которая раскачивалась от сквозняка.
– Он сказал, что видел там влюбленную парочку и деда с собакой.
– И естественно мы ни за что не найдем их сейчас. Где он? Его задержали?
– Пока нет.
– Почему?
– Нет приказа, нет ордера на арест.
– Ордер дадут. Можно его брать, а потом разберемся.
– Заславский, мать твою, ты бы видел, как он рыдал… на опознании. Как тряслись его руки и…
– Ферни, я хренею от тебя! Ты сколько лет в полиции работаешь? Лили Салимова задушила своих двоих маленьких детей, потому что они мешали ей трахаться с любовником и постоянно ныли, а потом рыдала над каждым трупиком крокодильими слезами, а до этого рассказывала, что их похитили и настаивала на этой версии еще несколько дней, уже после того, как мы точно знали, что она убийца. Десятки полицейских и отряд волонтеров искали детей в тот момент, когда их тела разлагались в подвале дома ее тетушки, куда она привезла их на своем пикапе в дешевых полиэтиленовых мешках для мусора. Ты мне говоришь сейчас о слезах? Маленькую сучку наркоманку убил ее же папаша, который не в ладах с алкоголем и периодически поколачивал затюканную толстуху жену. Разве не правдоподобно, а? Я спрашиваю – не правдоподобно?
Алекс опрокинул стул и взъерошил волосы.
– Еще как правдоподобно… только это не он. Это наш мистер Бесконечность. Одного не пойму, почему так быстро… почему все же не привычным способом? Что он хотел нам этим сказать, а Ферни?
Напарник невозмутимо допил кофе и смял пальцами пластиковый стакан.
– Не знаю, я не психиатр.
Алекс нахмурился и его брови сошлись на переносице.
– Мы топчемся на месте чертовую тучу времени. А он продолжает убивать. Что там дальше с ее передвижениями?
– Мы потеряли след после покупки дозы у Старки. Больше ее никто не видел. Уличные камеры зафиксировали, как она входила в сквер за кинотеатром, но так и не вышла. Мы просмотрели запись начиная с четырех часов вечера и до восьми утра следующего дня. В это время она уже была мертва.
– Что там с другой стороны? Парковка, верно?
– Именно. А там камеры разбиты, и никто их не чинил. Муниципалитет говорит, что это трата времени и денег – нарики все равно их ломают.
– Логично. Очень, мать их, логично. Бюрократы хреновы, им бы на улицу, да поискать иголку в стоге сена, я бы посмотрел, как все было бы логично. Можно предположить, что она там села к кому-то в машину.
– Скорей всего так и было.
Затрещал телефон на столе, и Алекс сдернул трубку:
– Заславский у телефона, – рявкнул он, удерживая зубами очередную сигарету.
– Шеф!
– Берн! Какая честь! Звонишь лично?
– Да, я кое-что нашел. Тебе это будет интересно. Приезжай.
– Что именно?
– Послание.
– Какое на хрен послание?
– Самое настоящее. Давай отдирай свою задницу от кресла и тащи ее в морг.