– Убери нож, Данте.
– Зачем? Мне нравится эта игра. Тебе опять страшно? Да? Почему страшно, что я зарежу тебя? Или что не поверю тебе? Чего ты сейчас боишься, Кошка? Думаешь, я их убил?
Пальцы сильно сжали мою грудь, а нож описывал круги возле паха, дразня чувствительную кожу. Заставляя мурашки носиться по телу со скоростью звука, а бабочек внизу живота бесновато трепыхать крылышками.
– Не шевелись… ни одного движения. В этом доме все ножи острые, и именно для того, о чем ты подумала, Кэтрин. Тебе ведь рассказали, какой я опасный тип? Или копу все равно, каким методом добывать информацию?
Я смотрела на Данте и чувствовала, как во мне борются два человека. Один смертельно напуган и обижен, а второй готов распахнуть ноги шире и попросить его взять меня.
– Я не боюсь тебя…
– Да? А так?
Лезвие скользнуло по лепесткам плоти и в голове запульсировало: «Ее насиловали острым предметом. Кромсали изнутри…»
– Отпусти меня… – голос сорвался.
Лезвие мгновенно оказалось у моего горла:
– Никогда не говори это слово хищнику, который поймал тебя в свои когти. И запомни закон природы – пока добыча в руках, с ней будут играться, но никогда не отпустят. Только сожрут. Начав запретные игры со мной, нужно было выучить правила. А сейчас слишком поздно.
Я судорожно сглотнула, и вдруг почувствовала, как его пальцы проникли в меня, а лезвие сильнее впилось в горло.
– Не шевелись, даже когда будешь кончать.
Не знаю, что со мной произошло, но когда он произнес последнюю фразу, я вдруг явно почувствовала, что вся дрожу. Да, мать его, я дрожу от дикого возбуждения и страха. На коже выступили бусинки пота, и я смотрю ему в глаза и ненавижу себя за эту слабость. Он оскорбляет меня и унижает, а я трясусь от похоти и теку, как последняя… Первый толчок внутри меня, еще и еще, большим пальцем надавливая на клитор, не убирая нож от горла. Быстро и ритмично, уверенно, растягивая изнутри, заставляя истекать влагой, боясь пошевелиться, и в то же время закатывая глаза от наслаждения, пока не начала судорожно сокращаться вокруг его пальцев, широко открыв рот в немом крике, от адского оргазма, который прострелил все тело.
Данте убрал лезвие от моего горла, покрутил в руке, наблюдая за бликами на зеркальной поверхности, и взял меня за подбородок, наклонился ниже и провел языком по моей щеке. Потом я пойму, что он слизал мои слезы.
– Вот и поиграли. А теперь можешь идти домой, Кошка.
Рывком поднял со стола, и у меня закружилась голова. Данте вернулся на свое место, откинулся на спинку кресла и опустошил свой бокал, наблюдая как я одергиваю юбку, как пошатываясь иду к двери. Сжав блузку на груди выскочила из проклятой залы, оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться в этом доме, по щекам потекли слезы, градом, размазывая их по лицу быстро спустилась по лестнице, на ходу доставая сотовый, чтобы вызвать такси.
Так мне и надо. Я заслужила все это дерьмо. Все, что на меня сваливается в последнее время. С тобой ведут себя так, как ты позволяешь, и значит именно я позволила Данте Марини унизить себя. У меня на лбу было написано «трахни меня» еще с первой встречи, я не смогла сказать «нет». Я повелась на все его провокации, на все идиотские игры, в которые он играл со мной и, как вампир, упивался моей беспомощностью, выпивал мои эмоции.
«Вот и поиграли».
Размечталась о большем. Так мне и надо. Ничего большего Марини предложить не может, а точнее не хочет.
«Скажи, что любишь…» – тоже проклятый элемент игры. Ненавижу себя… Ненавижу за то, что с ума схожу по его проклятым блядским глазам, по ледяному спокойствию, по этой сумасшедшей властности и по психу, который живет внутри него. По этому безумному, звериному взгляду серийного маньяка. Во мне просто живет жертва. И он ее почувствовал, каким-то особенным чутьем охотника. Только я не умею играть в такие игры. Я заранее была обречена на проигрыш.
Вышла на улицу. Быстро пошла по подъездной дороге, на ходу набирая номер.
Как только вы даете мужчине понять, что вы в его власти, с этой секунды идет обратный отсчет от момента, когда вы признали поражение и до момента, когда ему надоест с вами играть. У Данте заняло меньше нескольких дней, чтобы полностью наиграться. Хотя, кто знает, может быть, это тоже рекорд, и я могу гордиться.
* * *
Заславский снова внимательно рассматривал копии квадратиков, меняя их местоположения то так, то сяк.
– Пустой квадрат может быть чем угодно: пробелом между словами или… или она не вошла в его личный счет.
Ферни наклонился к столу и на Алекса пахнуло запахом фастфуда и виноградного сока. Поссорился с женой и ел в забегаловке в квартале от участка. Заславскому о ссоре не рассказал. Или все настолько серьезно, или Алекс потерял его доверие.
– Возможно, и так. Не вошла, но послание нам он оставил. Как и препарат в крови Ли.
– Конченый ублюдок играется с нами. Ему доставляет удовольствие загадывать проклятые ребусы и заставлять нас решать их. До бесконечности… – затылок прострелило догадкой, как шальной пулей снайпера, навылет, так что глаза широко распахнулись. – Мать его! Ферни!
– Что?
– Смотри сюда. Буквы… как на латыни будет «Бесконечность»?
– Инфинити… – Ферни встретился взглядом с Алексом. – Твою ж мать!
Алекс склонился ниже и теперь выложил три буквы и пустой квадрат так, что они составили окончание слова.
– Если это действительно инфинити – значит знак, который он оставил на Ли, это ничего. Он не посчитал ее своей жертвой. Она не вошла в его ритуал очищения, или что он еще там делает с девочками. Инфинити – это перевернутая восьмерка. У нас шесть трупов и седьмая – это Ли. Но если она не вошла… значит, она шестая, а конченый ублюдок помешан на цифре восемь. Будут еще две жертвы, Ферни!
Вскинул голову и посмотрел на друга.
– Или же мы не нашли самую первую. Что по библиотекам, что со списками?
– Ты все их видел. Там только работники библиотеки и пара преподавателей. Всех пробили и проверили. Кстати, недавно поступило заявление о том, что ограбили школьную бухгалтерию. Притом недостачу обнаружили только вчера, так как бухгалтер была в отпуске.
– И как это относится к нашему делу? – Алекс все еще менял местами квадраты.
– Так это наша школа. И ограбили накануне гибели последней девочки.
Заславский посмотрел на Ферни.
– И что?
– Мы сняли отпечатки пальцев. Но там их просто куча.
– Не вижу никакой связи.
– Так просто, к слову. Мы в тупике, Заславский, да?
Алекс откинулся на спинку кресла.
– Да. Мы в тупике. Эта мразь готовится, а у нас полный ноль. Куча улик и ни одна не ведет к нему. Все, что мы знаем – лишь то, что этот психопат нам показал. При этом наверняка наслаждаясь тем, что мы ищем неделями. Мистер Бесконечность считает себя долбаным гением. И ты знаешь, Ферни, он, мать его, гений, потому что мы с тобой идем у него на поводу и ищем его идиотские пазлы.
– И по ай-пи ничего нет. Сервера корейские, он прикрывался левыми адресами.
– Но он взломал ноутбук Ли, не просто взломал, а удаленно открывал ее папки, файлы и даже вел дневник от ее имени.
– Он сделал это когда уже держал ее у себя. Она сама могла дать ему все пароли, и он ничего не взламывал.
– Но он знал, что дневник прочтет Кэт. Зачем ему Кэт, Ферни?
Фернандес смотрел на Заславского и вдруг тихо сказал.
– Она блондинка, русская, молодая, красивая…
– Молчи! Даже не говори этого вслух!
– Но мы оба об этом подумали, Ал! Пусть за Кэт понаблюдают. Я попрошу кого-то из ребят.
Дверь в кабинет распахнулась, и Стефани втащила громко ругающегося парня, он матерился и тряс длинными засаленными волосами, заплетенными в кучу косичек. В кабинете тут же запахло потом и дешевым табаком.
– Вы не можете меня задерживать. Я с вами сотрудничаю. У нас договоренность!
– Так сотрудничаешь, что я гонялась за тобой по всему городу, говнюк?
