не остается выбора, кроме как попрощаться и вернуться домой.
– Почему она не возвращается с ним?
– Потому что она гусыня. Она не может пережить зиму в холоде, – неохотно признает Джона.
Мою грудь сдавливает.
– В целом, эта история звучит не так уж глупо.
На самом деле, она звучит чертовски похоже на нас. Может быть, не в части про влюбленность, но уж точно во всем остальном. Хотя, что бы я ни испытывала к Джоне, я обману себя, если не признаю, что это гораздо больше, чем легкомысленная влюбленность в привлекательного парня.
– Нет, думаю, что нет.
Выражение лица Джоны говорит мне, что он тоже это понимает.
* * *
Джона и мой отец ждут рядом с Вероникой, когда я въезжаю на парковку «Дикой Аляски» на грузовике Джоны.
– Ты разобрался со всеми бухгалтерскими делами? – спрашиваю я, мое настроение сегодня странно приподнятое, благодаря ясному голубому небу и теплому солнцу. За три недели, что я здесь, это, безусловно, самый приятный день, который у нас был.
– Ага, – бормочет Джона со сложенными на груди руками и суровым выражением лица.
– Что происходит? – настороженно спрашиваю я.
– Ничего, – отвечает папа, улыбаясь, и я стараюсь не обращать внимания на тяжелое чувство, сжимающее мою грудь, глядя на его худую фигуру и усталые глаза.
Вчера вечером он лег спать сразу после ужина и все еще спал, когда я вернулась домой от Джоны.
– Значит… куда мы сегодня едем?
– Мы с тобой немного покружим над кварталом, малая, – говорит он.
– Только мы? – Я бросаю взгляд на Джону и вижу его сжатую челюсть. Вот что его так разозлило.
– Все в порядке. – Папа улыбается с уверенностью. – Только в этот раз.
Я задерживаю дыхание.
Через мгновение Джона наконец кивает.
* * *
– Ты в порядке? – В моей гарнитуре раздается голос отца, удерживающего штурвал, его довольная улыбка сосредоточена на широко раскинутом небе.
– Ага.
– Ты уверена?
– Просто ощущения странные, – наконец признаюсь я. – Это мой первый раз, когда я лечу без Джоны в одном из этих самолетов.
Отец смеется.
– Он как хула-девушка Джорджа, Джиллиан. С ним ты чувствуешь себя в безопасности.
– Джона – хула-парень, – шучу я. – Иронично, не правда ли?
Я вспоминаю полет на том «Супер Кабе». Он начинал не так.
– Вы оба прошли долгий путь. Я рад это видеть. – Гарнитура передает папин тяжелый вздох. – Я дарю ему этот самолет вместе с Арчи и Джагхедом. Они не были включены в мою сделку с Аго.
– Это хорошо. Он позаботится о них.
– И его дом. Я оставляю его Джоне. Он не стоит много, но, по крайней мере, у него будет крыша над головой.
– Пап, я не хочу говорить о…
– Я знаю, что не хочешь. Но просто подшути надо мной, ладно? – мягко говорит он.
Я оцепенело слушаю, как он распределяет свои активы: дома, грузовик, шашки. Они достанутся Мейбл. А деньги от продажи «Дикой Аляски» достанутся мне. Я не знаю, что сказать по этому поводу, и мне кажется, что я этого не заслуживаю, но если я что-то и поняла про своего отца, так это то, что бессмысленно пытаться изменить его решение, если оно уже принято.
– Пап, почему ты на самом деле хотел сегодня побыть со мной наедине? – наконец спрашиваю я.
Наверняка не только ради разговора о деньгах. Мы могли бы поговорить об этом на земле.
Проходит мгновение, прежде чем отец отвечает.
– Вчера вечером разговаривал с твоей мамой.
– Правда? Она звонила тебе?
– Нет. Я позвонил ей. Подумал, что нам пора наверстать упущенное. Я рассказал ей, как мне жаль, что я причинил ей боль. Как бы я хотел оказаться тем, кто был ей нужен. Как сильно я до сих пор ее люблю.
Я отвожу взгляд в сторону, на зеленую тундру внизу, чтобы папа не видел, как я смаргиваю слезы. Я не глупая. Он позвонил ей, чтобы попрощаться.
– Я также должен был сказать ей, как я горжусь женщиной, которой ты стала. Твоя мама и Саймон, они так хорошо заботились о тебе, Калла. Лучше, чем я когда-либо смог бы.
– Это неправда, – удается мне выдавить из себя.
– Я хотел бы… – Отец вскидывает брови, и его голос срывается. – Я хотел бы, чтобы я тогда позвонил. Хотел бы, чтобы я сел в тот самолет и увидел твой выпускной. Хотел бы выкрасть твою маму у этого ее доктора и убедить ее вернуться со мной. Хотел бы, чтобы ты знала, как много я о тебе думал. Как сильно я всегда тебя любил. – Его голос становится глуше. – Я хотел бы быть кем-то другим, а не тем, кто я есть.
– Я тоже тебя люблю, – поспешно говорю я. – И мне нравится, какой ты есть.
Оказалось, что он и есть тот самый мужчина на другом конце телефона, который с детским удивлением слушал мою болтовню. Он именно такой, каким я хотела его видеть, несмотря на все его недостатки и всю боль, которую он причинил.
Боль, которая, как ни странно, утихла. Возможно, со временем.
А возможно, с прощением, которое я сумела отыскать во всем этом.
– Это мой последний полет, малая, – объявляет папа с мрачной уверенностью. Он протягивает ладонь и берет меня за руку, и улыбка на его лице, как ни странно, умиротворяет. – И я не могу представить лучшего человека, с которым я мог бы провести этот полет.
* * *
– Ты только что сжульничал.
– Я не жульничал. – Отец бросает на меня понимающий взгляд.
– Это не жульничество, если я не знаю правил?
Он ухмыляется.
– Даже если я объяснял их тебе уже десять раз?
– Я не слушала. – Я перемещаю еще одну фигуру между третьей и пятой клеткой. – Так нормально, правильно?
– Конечно, почему бы и нет. – Он слабо хихикает, и его голова откидывается в сторону. Слишком много сил уходит на то, чтобы держать себя в руках в эти дни. – Думаю, на сегодня с меня хватит.
– О, черт, – я дразняще улыбаюсь, соскальзывая с больничной койки, которую добрая и мягкоголосая Джейн из хосписа организовала в гостиной моего отца.
Собрав шашечную доску, я переставляю ее на книжную полку в углу.
Затем проверяю время на своем телефоне.
– Ждешь от кого-нибудь весточки? – спрашивает папа, морщась, пока безуспешно пытается пристроить свое исхудавшее тело. – Ты уже восьмой раз за последние пять минут смотришь на эту штуку.
– Ага. Я просто… Джона должен был написать мне сообщение.
– Он наконец-то научился пользоваться телефоном?
– Видимо, нет, – ворчу я, взбивая для отца подушку.
– Не волнуйся. Он придет сюда, когда
