смяла ее и откинула в кучу подарочных оберток у себя под ногами. Гости, утомленные «распаковочным» шоу, разбредались и болтали друг с другом, поэтому, когда я приподняла крышку и забыла, как дышать, никто и не заметил.
– О черт. Чертчертчертчертчерт.
Никто меня не услышал. Сбоку грянула вспышка: Кэмми сделала еще одну фотографию и отошла от диджея, чтобы проверить, что заставило меня сморщиться, словно я съела целый лимон.
– О черт, – сказала она, заглядывая в коробку. – Это же?..
Я захлопнула ее и впихнула подруге в руки.
– Он не должен этого увидеть, – покосилась в сторону Ноа я. В одной руке он держал пиво, спиной ко мне, разговаривая с кем-то – наверное, с Берни. Кэмми кивнула. Я вскочила и бросилась в дом. Пришлось обходить людей, все еще подъедающих торт на кухне Кэмми, собравшись вокруг него, словно вокруг острова. Свернув направо, я взмыла по лестнице, в уборную в комнате Кэмми, а не ту, что на первом этаже, которой пользовались гости. Сбросила туфли, закрыла дверь и согнулась над раковиной, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Кэмми зашла несколько минут спустя, прикрывая за собой дверь.
– Я сказала Ноа, что тебе стало дурно. Он ждет в машине. Ты сможешь взять себя в руки или мне отправить его домой и сказать, что ты переночуешь у меня?
– Я хочу домой, – сказала я. – Мне просто нужна минутка.
Кэмми сползла по стене, пока не опустилась на пол. Я переместилась на край ее ванны, нервно проводя большим пальцем ноги по напольной плитке.
– Это неуместно, – сказала она. – Что у вас двоих за фишка отправлять друг другу анонимные посылки?
– Это другое, – возразила я. – Я отправила ему гребаное детское одеяло, не… вот такое. – Я впилась взглядом в коробку, стоящую возле Кэмми. – Чего он пытается добиться?
– Эммм, ну, сообщение очень даже четкое.
Я оттянула воротник платья. Почему здесь так чертовски жарко?
Кэмми подтолкнула коробку ногой, так что она скользнула через всю комнату, остановившись возле моей ноги.
– Посмотри еще раз.
– Зачем?
– Потому что ты не видела, что под документами о разводе есть кое-что еще.
От слова «развод» я поморщилась. Склонившись, подняла коробку и вытащила стопку бумаг. Развод всегда дается тяжело, и такой же тяжелой была эта стопка. Он еще не был заключен официально, но он, очевидно, подал документы. Ради чего он давал мне знать об этом? Словно это что-то изменило бы. Я сложила бумаги и взглянула на то, что было прикрыто ими.
– Черт возьми.
Кэмми поджала губы и вскинула брови, многозначительно кивая.
CD-диск Pink Floyd из того самого музыкального магазина в чехле, расколотом посередине, монетка для поцелуев, плоская и зеленая от старости, и спущенный баскетбольный мяч. Кончиком пальца я провела по его шероховатой поверхности, а затем, уронив все на пол, резко поднялась, открыла дверь и вышла в спальню – Кэмми благоразумно подвинулась с дороги. Мне нужно было вернуться домой и проспать целую вечность.
– А что насчет твоего психопатского подарка на день рождения? – крикнула Кэмми мне вслед.
– Мне он не нужен, – сказала я. Но остановилась, едва дойдя до двери: что-то ворочалось у меня внутри. Развернувшись, я зашла обратно в ванную и села перед ней.
– Если он думает, что это нормально, то он ошибается, – оскалилась я. Она кивнула, распахнув глаза. – Он не имеет права так со мной поступать.
Она покачала головой в знак согласия.
– К дьяволу его, – сказала я. Она показала большой палец.
Не прерывая зрительного контакта, я протянула руку и на ощупь нашла старую позеленевшую монетку.
– Ты этого не видела, – сказала я, пряча ее в свой бюстгальтер. – Потому что мне на него совершенно все равно.
– Видела что? – прилежно ответила она.
– Хорошая девочка, – я наклонилась к ней и поцеловала ее в лоб. – Спасибо за мою вечеринку.
А затем вышла к своей машине, к своему мужу, к своей привычной жизни.
Час спустя я лежала в постели, лицом к океану, невзирая на то, что было уже слишком темно, чтобы любоваться им. Но с берега доносился шелест волн, набегающих на прибой. Сегодня океан был неспокойным, что весьма соответствовало моему настроению. Ноа смотрел телевизор в гостиной; сквозь стены проникал репортаж CNN. CNN уже давно превратился для меня в колыбельную: Ноа никогда не ложился спать одновременно со мной, и каждую ночь я засыпала под гудение вечернего выпуска новостей. Но сегодня я была благодарна за уединение. Если бы Ноа присмотрелся ко мне внимательнее – как он часто делал, – он вмиг раскусил бы притворную болезнь и пустую улыбку. Спросил бы, в чем дело, и я не смогла бы солгать ему. Больше я не лгала. Но я предавала его своими непокорными чувствами. В руке я сжимала монетку – она жгла ладонь, но я не могла ее отпустить. Сначала ко мне пришла Леа, бросая мне в лицо документы, о которых я тогда не имела ни малейшего понятия. А теперь он. Почему они не могли просто оставить меня в покое? Десяти лет вполне достаточно, чтобы оплакать потерянные отношения. Я заплатила за свои глупые недальновидные решения десятилетием своей жизни. Встретив Ноа, я наконец поняла, что готова похоронить и отпустить свою сломанную любовь. Но невозможно похоронить и отпустить что-то, когда оно постоянно возвращается, чтобы терзать тебя, словно призрак.
Выбравшись из постели, я подошла к раздвижным стеклянным дверям, ведущим на балкон. Ступив наружу, встала у самых перил.
Я справлюсь. Я должна. Так? Изгнать демонов. Настоять на своем. Это моя жизнь, черт побери! А монетка моей жизнью не была, и от нее следовало избавиться. Я подняла перед собой руку, сжатую в кулак, и ощутила, как ее обволакивает ветер. Все, что от меня требовалось, – разжать кулак. И только. Так легко и так сложно. Я была не из тех, кто боялся принять вызов. Поэтому я закрыла глаза и разжала кулак.
В сердце что-то екнуло. Я услышала собственный голос, но ветер унес его прочь. Вот так. Ее не стало.
Я сделала шаг назад, подальше от перил, внезапно почувствовав пронизывающий холод. В спальню вернулась, так и не отворачиваясь от океана, спиной вперед, шаг за шагом… а затем ринулась вперед, едва не свешиваясь с перил, чтобы увидеть всю массу темного ночного пространства, отделяющего меня от земли.
О боже. Неужели я действительно смогла?
Да. И теперь в груди разливалась боль из-за какой-то паршивой монетки. Ты дура, сказала я себе. До сегодняшнего вечера ты даже не подозревала, что он вообще сберег эту монетку. Но, конечно, это
