Отныне и навсегда - Роуэн Коулман

Я смотрю на нее, не зная, что ответить.

– Но это тяжело. Вечность – это очень долго, Бен, особенно если ты обременен сожалениями.

– Догадываюсь, – говорю я.

– Догадываешься ли? – спрашивает она. – Ты можешь представить, каково тебе будет, когда твоя мама и Китти умрут? Когда Эллиот состарится и уйдет вслед за ними? Ты это выдержишь? Мне нужно быть уверенной, что ты пройдешь через это и не возненавидишь себя. Что ты готов отказаться от нынешней жизни, безопасной и добросердечной, пусть и слишком короткой, и обменять ее на жизнь, которая может никогда не закончиться… и провести тысячелетия со мной. Может, это и похоже на сказку, но придется идти на жертвы. Ты должен быть уверен, что готов к ним.

– О чем ты? – спрашиваю я, стараясь отгородить свой разум от поспешных выводов.

– Джек… Джек нашел секрет бессмертия. Похоже, он все это время был у него, но обнаружилось это недавно. Он знает, как повторить то, что сделал с нами Леонардо.

– Ты серьезно?

Комната кружится и искажается. Я пытаюсь за что-то ухватиться и нащупываю руку Виты, подошедшей ко мне.

– Да, – отвечает она. – Мы знаем, как повторить его эксперимент.

Мой разум не готов принять возможности, которые скрываются за этими словами, поэтому я возвращаю себя в старую реальность, в ту, которую я понимаю.

– Когда меня забрали в больницу, врач, который меня осматривал, сказал, что может провести операцию и вылечить меня, – рассказываю я ей.

– Что? – ахает Вита.

– Они считают, что вероятность успеха составляет двенадцать процентов. Синдром Марфана они не вылечат, только уменьшат аневризму.

– А в случае неудачи? – побледнев, спрашивает она.

– Смерть или гибель мозга, – я слышу дрожь в собственном голосе. – Я уже согласился. Послезавтра операция. Если получится, у нас будет больше времени вместе. Я только сейчас понял: если операция пройдет успешно, я сразу вернусь к тебе. Как можно скорее.

– Но как же риски? – говорит Вита. – Они слишком высоки. Вдруг я потеряю тебя завтра?

– А если нет? Это хоть какой-то шанс. Я и не надеялся на него, и он почему-то кажется мне… справедливым.

– Так ты уверен? – спрашивает она. – Ты хочешь пойти на операцию, не хочешь жизнь, как у меня, со мной?

Я не знаю, что ответить. Когда мы обсуждали это в теории, я ничего так сильно не хотел. Теперь, уже чуть лучше понимая ситуацию своим крохотным смертным мозгом, я чувствую всю тяжесть такого огромного количества времени.

– Дело в том, что еще десять секунд назад я не знал, что это возможно, – отвечаю я. – И все еще не знаю. Ты так и не сказала.

– Ох, боже, – Вита выдыхает, ее голос дрожит. – Прости, прости, я так хочу, чтобы ты согласился, что забегаю вперед. Я пытаюсь сказать, что Джек нам поможет. Если согласишься, он сделает тебя бессмертным. Если ты сам того хочешь. Но ты должен быть уверен в своем решении.

– Навсегда, – говорю я, размышляя над истинным значением этого слова. Вита стала бессмертной, когда была одна, у нее ничего не было. У меня есть любящая семья, дом, места, в которых я чувствую себя в безопасности. Если соглашусь, то все это постепенно сгниет и разрушится на моих глазах. Теперь, когда я знаю, что выхода нет, мне еще больнее от мысли о том, что я потеряю маму и Китти, Эллиота и даже Пабло, застряну навечно. Еще есть операция, которая скорее всего меня убьет. Либо я их покину, либо мне придется смотреть, как они покидают меня. Если так подумать, выбора нет вовсе.

– По крайней мере мы так думаем, – продолжает Вита. – Мы не можем гарантировать успех, так как ингредиенты очень старые и могут оказаться бесполезными. Но раньше ведь получалось, – она подается вперед, ко мне. Наши лбы соприкасаются. – Но я уверена в одном: если ты согласишься, я буду тебя любить, пока этот мир существует и вращается, и за его границами тоже.

Вопрос не в том, что мне терять, я в любом случае потеряю многое. Но если чудо свершится, то я буду жить так долго, что смогу оценить все, что у меня есть. И со мной всегда будет Вита.

– Значит, навсегда, – говорю я и подношу ее руку к губам. – Я хочу провести вечность с тобой.

– Может, лучше дождаться Китти и твою маму? – переживаю я. Мы с Беном и Джеком стоим напротив Коллекции Бьянки. – Они тоже должны присутствовать. Обсудишь все с ними, послушаешь, что они скажут. Насколько нам известно, ты первый человек в истории, который сам решился на это, значит, надо сделать все правильно.

Бен смотрит на здание так, словно видит его впервые. Я же приветствую его как старого друга, константу среди десятилетий изменений. Моя жизнь движется и движется вперед, а Коллекция все стоит с той ночи, когда она блестела в свете факелов, вплоть до этого момента, в тишине и во тьме, в ожидании, когда я вернусь домой.

– Выбрать такую жизнь – значит пережить все и в то же время остаться в стороне. Увидеть историю, но так и не стать по-настоящему ее частью.

– Ты пытаешься меня отговорить? – спрашивает Бен.

– Нет, просто хочу убедиться, что это не я тебя уговорила, а это только твой осознанный выбор.

– Это и впрямь мой выбор, – говорит он. – И потом, с Китти и мамой пока нечего обсуждать. Посмотрим, как все сложится. Они в любом случае приезжают завтра утром на операцию, там и поговорим. Хорошо?

– Хорошо, вот только как мы узнаем, что картина работает? – спрашиваю я. – Мы с Джеком поняли только через несколько лет.

– Операция, – отвечает Бен. – Если я переживу ее и проживу еще несколько месяцев… так мы поймем, что я, скорее всего, не могу умереть.

– Предлагаю перейти к части, где мы вламываемся в здание, – говорит Джек. – В Лондоне очень уж много камер видеонаблюдения.

– Если ты владеешь зданием, это уже не взлом, Джек, – отвечаю я.

– Что? – спрашивает Бен. – Как это «вы им владеете»?

– Мы с Джеком и есть Коллекция Бьянки. Я была мадам Бьянки, а Джек был моим братом. Мы пытались понять, что с нами произошло и