есть, и это главное.
– Они и правда там, – Вита смотрит на наброски меня, расклеенные по двору. – Очень здорово, Джек. Ты в точности передал его черты.
Я смотрю на один из набросков и вижу человека, который вот-вот улыбнется, человека, который боится, но верит, влюбленного. Джеку каким-то образом удалось передать и это, и остальное. Он и впрямь замечательный художник.
– Все? – спрашиваю я, нервничая и стараясь не думать о масштабе ситуации. – Никаких ритуалов и заклинаний, жертвоприношений?
– Нет, – Джек добавляет каплю масла к пигменту. – Честно говоря, я бы больше поверил в наши шансы, если бы там присутствовала щепотка какой-нибудь ерунды. Я подготовил мольберт из тиса и смешал краску, точно следуя инструкциям. Но, Вита, мы с тобой на этом этапе не присутствовали, поэтому вам, наверное, тоже здесь ждать незачем. Ступайте, проведите время вместе, используйте наконец шикарную кровать с балдахином в парадной спальне по назначению.
– Как закончишь, найди нас, – говорит Вита.
Она выдерживает паузу, затем подбегает к Джеку и обнимает его. Он отвечает ей тем же.
Я протягиваю ему руку, и он пожимает ее.
– Простого «спасибо» не хватит, чтобы выразить, как много это значит для меня, для нас, – говорю я. – И даже если не получится, ты все равно попытался нам помочь.
– Выражения ее лица в качестве благодарности мне достаточно, – говорит Джек.
– Ну что? – Глаза Виты сверкают, когда она собирается пройтись со мной по Коллекции. – Мы в музее ночью. Чем хочешь заняться?
Внезапно меня охватывает страх, я застываю на месте и не могу пошевелиться, скованный ужасом. Все, чего мне хочется, – поехать домой, в свой маленький домик в Хебден-Бридж, лечь в постель, спрятаться под одеялом и уснуть.
– Бен, ты в порядке? – спрашивает Вита.
– Мне страшно, – честно отвечаю я. – Боюсь, что портрет сработает, и в то же время, что нет. Кажется, я нахожусь в постоянном страхе с тех пор, как узнал об аневризме… – я смотрю на девушку.
Вита раскрывает объятия, и я подхожу к ней. Она обнимает меня и прижимает к себе так крепко, что я слышу биение ее сердца.
– Мне тоже страшно, – признается она. – Страшно, что я тебя потеряю. Страшно, что я заставила тебя принять решение, о котором ты в будущем можешь пожалеть. Страшно от того, чем мы тут занимаемся.
– Жизнь вообще безумно страшная штука, – шепчу я ей в волосы.
– Да, – отвечает она. – Если хочешь, мы можем просто развернуться и пойти домой. Я попрошу Джека не заканчивать портрет, мы поедем на операцию, и…
– Нет, – я слегка отстраняюсь от Виты, чтобы видеть ее лицо. – Я, конечно, очень боюсь, но какой идиот будет отказываться от чуда, которое вы с Джеком мне предложили? Я уверен, что это то, чего я хочу. Напуган, но уверен. А теперь покажи мне свой прекрасный дом и отведи в любимое место.
Вита замирает и смотрит в мои глаза, а потом жадно и настойчиво целует меня.
– Или к той кровати, о которой говорил Джек, – улыбаюсь я.
Держась за руки, мы идем к парадной лестнице, и в этот момент меня накрывает новой волной переживаний.
– Вита, – говорю я, когда мы оказываемся на верху лестницы. Она взмахивает рукой, и ряд ламп загорается, чтобы осветить роскошное пространство. – А если портрет не сработает? Что тогда? Ты думала об этом?
– Честно говоря, я только об этом и думала. Если не сработает, у нас все еще остается операция.
– А если и она не сработает? – спрашиваю я. – Что тогда с тобой будет? Пообещай мне, что продолжишь жить и не будешь предпринимать попытки умереть.
Вита опускает подбородок, волосы закрывают ее лицо темной завесой.
– Я не могу об этом думать. Не сегодня. Сегодня нам нужно верить в то, что мы делаем.
– Но мне необходимо знать, – говорю я, – что ты будешь в порядке, если все пойдет не так, как мы планировали.
Она смотрит на меня, опустив руки.
– Помнишь, ты однажды спросил меня, что будет с твоей мамой и Китти, когда ты умрешь? Мой ответ тот же. Если я потеряю тебя, Бен, мое сердце разобьется. Я сломаюсь. Пройдет время, возможно, эоны лет, но я никогда тебя не забуду. И всегда буду скучать. Когда мир рухнет и я наконец буду свободна, я умру с твоим именем на устах. Так что нет, я не буду в порядке, но я буду жить дальше – ты напомнил мне как. Иного мне не остается.
Я нежно беру ее лицо в ладони и поцелуями стираю слезы с щек. Сегодня нет места страху. Если это одни из наших последних часов вместе, одни из моих последних часов на этой земле, то они должны быть наполнены смелостью, радостью и любовью.
– Знаешь, – я беру ее за руку. – Я думаю, все будет хорошо. Обязательно. Через несколько часов мы вместе будем любоваться восходом солнца, и все, что будет ждать нас впереди, – это будущее, которое мы сможем заполнить так, как нам заблагорассудится.
– Ты правда в это веришь? – спрашивает Вита.
– Всем своим сердцем, – отвечаю я. – Что бы ни случилось, не забывай: мама и Китти теперь и твоя семья. Хорошо?
– Хорошо, – говорит она.
– Тогда отведи меня к тому, что собиралась показать.
– Вот, – она открывает витрину отпечатком пальца и достает небольшое непритязательное золотое кольцо с зеленым камнем. – Не знаю, любимое ли это украшение, но точно самое личное. Это кольцо моей мамы.
– Это? – я беру его у нее и рассматриваю у себя на ладони.
– Да. Мне было двенадцать, – говорит Вита. – Мама позвала меня в свои покои, надела на мой палец это кольцо и поцеловала. Я ее почти не знала, во многих смыслах она была мне чужим человеком, но тем золотым полуднем мы сидели бок о бок, и я чувствовала себя любимой.
Я смотрю на простой золотой ободок, подарок любви, которая продолжает жить, даже если человек давно ушел. Я сглатываю, беру Виту за левую руку и смотрю на нее.
– Если бы мы были обыкновенными людьми, что встретились при обыкновенных обстоятельствах, я бы подождал, прежде чем делать тебе предложение. Но я думал об этом практически с первой нашей встречи.
Вита молча кивает. Я надеваю на ее палец кольцо.
– Отныне и навсегда.
– Отныне и навсегда, – эхом отзывается она.
Какое-то время мы стоим, молча глядя друг другу в глаза. Мы знаем: что бы ни произошло дальше, мы всегда будем принадлежать друг другу.
– Могу вычеркнуть это из своего списка «Сделать перед смертью», – говорю я.
– Не знала, что у тебя есть
