Наша вина - Мерседес Рон

Она наклонилась, чтобы целомудренно поцеловать в уголок моих губ.

– Я рада узнать, что ты в порядке.

Я кивнул и смотрел, как она взяла свои вещи и вышла из палаты. Еще одно окно закрылось, чтобы дать мне открыть дверь жизни, которую я хотел начать с Ноа.

Двери больницы были забиты журналистами, а Стив наотрез отказывался позволить мне выйти из машины и оказаться перед этой толпой. Я понятия не имела, какой информацией обо мне располагала пресса, но раскрывать им себя и показывать свое состояние было последним, что мы хотели сделать.

Стиву пришлось поговорить с директором больницы, чтобы он разрешил нам войти через черный ход для проезда машин из отделения неотложной помощи. К тому времени, как я добралась до палаты Ника, прошло больше часа с тех пор, как он пришел в себя.

Я вошла в его палату с тяжелым сердцем, и, когда увидела, что он открыл глаза, улыбается мне, увидела его голубые глаза, почувствовала, что наконец-то могу дышать.

– Где ты была, Веснушка? – спросил он, протягивая мне руку, приглашая подойти, обнять его и никогда не отпускать.

Именно это я и сделала.

Забралась на его кровать, зарылась в изгиб его шеи и позволила осторожно прижать к себе, слушая, как бьется его сердце.

Я не могла говорить, слова застревали в горле.

Ник тоже ничего не сказал. Мы знали, что то, что произошло, повергло нас обоих в полный ужас, меня, потому что я едва его не лишилась, и Ника, потому что его попытались лишить свободы, силы, неоспоримой воли к жизни.

Я боялась открыть рот и назвать словами то, что могло произойти.

Мне не позволили оставаться с ним долго, и, как бы бессмысленно это ни казалось, я почувствовала облегчение, выйдя из палаты. Давление, которое я почувствовала в груди при виде его, исчезло. Я знала, что веду себя как сумасшедшая, ведь Ник страдал больше меня, больше всех, как бы ни старался притворяться, что боль, которую он ощущал в своем теле, была чем-то вполне терпимым.

Следующие три дня я провела с ним как можно меньше времени. Находила тысячу и одно оправдание, чтобы занять себя. Начала организовывать его переезд в Лос-Анджелес, врачи сказали, что мы можем перевезти его на частном самолете, который предоставил партнер Уилла. Договорилась с сиделкой, чтобы она полетела с нами, привела в порядок его квартиру, чтобы все было чистое и готовое, чтобы, когда Нику придется продать ее или снова использовать, все было идеально.

Я вошла к нему, когда он спал, и, когда он открыл глаза и прижал меня к своей груди, ничего не говоря, я знала, что он делает это для меня. Он не понимал меня, но если это было то, что мне было нужно, он дал мне это без колебаний.

И я… я просто снова стала девушкой, чья голова работала совершенно иначе, чем у всех остальных. Травматические переживания вызывали во мне психический дисбаланс, из которого было трудно выйти, но, черт побери, почему я не могла просто отпустить это? Разве я не могла просто быть собой, той девушкой, которая сейчас нужна Нику?

Но я не была ей, и Ник не жаловался. Мы даже не говорили о ребенке. Он поднял эту тему только один раз.

– Мне сказали, что в день несчастного случая у тебя были схватки… – сказал он в один из тех немногих моментов, когда я позволила ему уткнуться в мою шею и медленно целовать меня, в то время как его рука ласкала мой живот с такой нежностью, что к моему горлу подступил ком.

Я не ответила, потому что думала о словах, которые он использовал… «Несчастный случай». Был ли это несчастный случай? «Несчастный случай» – это словосочетание, используемое для обозначения события, которое никто не может контролировать, непреднамеренного события, момента, когда все разворачивается случайным образом, приводя к нежелательным последствиям. Почему он использовал словосочетание «несчастный случай», говоря о том, что его пытались убить?

– Ноа, где ты? – прошептал он мне на ухо. – Вернись ко мне, где бы ты ни была, любовь моя, потому что я не могу видеть тебя такой.

Я не поняла его вопроса, но была благодарна медсестрам за то, что они прервали нас и заставили меня уйти.

Я не хотела быть с ним, не могла и не понимала этого, знала только, что, когда я вошла в палату, у меня в груди образовался ужасный узел, я чувствовала себя запертой, загнанной в угол, и освободилась, только когда ушла.

В день переезда все было готово. Родители уже вернулись в Лос-Анджелес, Нику стало немного лучше, ему предстояло ходить в больницу, менять повязки каждые три дня и посещать физиотерапевта, который поможет ему восстановить подвижность руки. Ему сказали, что это будет долгий процесс, но он должен быть благодарен за то, что вообще жив, не все выживают после подобного.

Я никогда не летала на частном самолете и очень волновалась. Перелеты в целом не доставляли мне особого удовольствия, но мысль о полете на маленьком самолете меня сильно пугала.

Ника усадили в бежевое кожаное кресло, лицом ко мне, рядом с большим окном, которое совсем не было не похоже на окна в обычных самолетах. Были только мы и сиделка Джудит, которую я наняла.

Во время полета Ник выглядел более уставшим, чем обычно. Я предположила, что путь из больницы истощил его и без того ограниченную энергию.

Я была рада, что он уснул, так что мне не пришлось с ним разговаривать или объяснять, что, черт возьми, со мной происходит, но, когда я встала, чтобы пойти в туалет, вернувшись, обнаружила его с открытыми глазами, сосредоточившимися на мне.

Я остановилась у двери туалета, оглянулась и заметила, что Джудит ушла.

– Я сказал ей, что она может поспать пару часов в задней части, – сказал Ник, догадываясь, о чем я думаю.

Я посмотрела на него. Гладко выбритый подбородок, взлохмаченные волосы, темная футболка и светлые джинсы. У него были темные круги под глазами, усталость отражалась в каждой из его красивых черт.

Эта поездка могла бы быть совсем другой, я могла бы вести в этом самолете гроб… А на этой неделе организовывать похороны, а не трансфер…

Я до боли прикусила губу.

– Ноа, подойди, – попросил Ник, протягивая руку и глядя на меня встревоженно и нервно.

– Я чуть не потеряла тебя, Ник, – сказала я, глядя на него.

– Я знаю… но я здесь, Ноа… – сказал он, ерзая в кресле, желая дотянуться до меня, но не в силах встать.

Я тихо заплакала. Я две недели сдерживала слезы, старалась быть сильной для него, для себя, для ребенка… Но я не была сильной, наоборот, я была очень слабой…

– Ноа… – он произнес мое имя сдавленным от горя голосом, его рука все еще тянулась ко мне, а я продолжала плакать, наблюдая за ним, словно парализованная.

– Ты не можешь умереть, – сказала я, вытирая слезы. – Ты слышал меня?! – закричала я, внезапно разозлившись на него, на себя, на весь мир…

Ник глубоко вздохнул и кивнул. Но я еще не закончила.

– Ты обещал, что не оставишь меня, поклялся мне, что ничто больше не сможет нас разлучить! И ты снова чуть не бросил меня!

Ник посмотрел на меня, ничего не говоря… но на его глазах выступили слезы.

– Мы ведь уже решили, что будем воспитывать ребенка вместе!

Рыдания застряли у меня в горле.

– Ноа…

– Что бы я делала, если бы ты умер, Николас?! – я безутешно заплакала. Закрыла лицо руками, не в силах совладать с собой…

Просыпаться по утрам, зная, что Николаса больше нет… Не иметь возможности поцеловать его или обнять, почувствовать его кожу, потеряться в его взгляде, никогда больше не ощутить, что такое любить и чувствовать себя в безопасности…

Через мгновение я открыла глаза, вытерла слезы и посмотрела на него.

Когда по его щеке скатилась слеза, я почувствовала, что мое тело свело судорогой, чертов шок, заставил меня отреагировать. Я подошла к нему и позволила обнять себя. Осторожно села к нему на колени и уткнулась лицом в изгиб его шеи, безудержно плача и не зная, как остановиться.

– Мне никогда в жизни не было так страшно, – призналась я, промачивая его рубашку слезами и чувствуя, как он дрожит под моим телом.

– Я знаю, – согласился он, гладя меня по волосам и крепко сжимая. – Я знаю, потому что чувствовал тот же страх,