что он никогда ничего не диктовал моей матери и не проявлял характер. Но сейчас, когда я смотрю на его узкое доброе лицо – его тонкие как перышки волосы на лбу давно поредели, – я не могу не восхищаться им за все то, что он вытерпел, пока любил ее.
– Она когда-нибудь признавалась тебе в своих чувствах? – осмеливаюсь спросить я.
– Нет, – усмехается Саймон, низко нахмурив брови. – Она никогда не признается мне в таком, и не стоит с ней даже спорить. Это только вызовет чувство вины, которое никому из нас не поможет.
– Верно. – Я вздыхаю. – Итак, стоит ли мне поехать на Аляску?
– Я не знаю. А тебе стоит?
Я закатываю глаза.
– Почему ты не можешь побыть нормальным родителем и хоть раз сказать мне, что делать?
Саймон ухмыляется: он втайне рад, что я назвала его родителем. Хотя он всегда говорил, что видит во мне свою дочь, я думаю, он был бы счастлив иметь собственных детей, если бы моя мать захотела.
– Позволь мне спросить: какой была твоя первая мысль, когда Агнес сказала, что у твоего отца рак?
– Что он умрет.
– И что ты почувствовала при этой мысли?
– Страх. – Я понимаю, к чему клонит Саймон. – Страх, что я упущу свой шанс встретиться с ним.
Потому что, сколько бы раз я ни лежала в постели, задаваясь вопросом, почему мой отец не любит меня достаточно сильно, маленькая девочка внутри меня все еще отчаянно хочет, чтобы он меня любил.
– Тогда, я думаю, тебе стоит поехать на Аляску. Задать вопросы, которые тебе нужно задать, и узнать Рена получше. Не для него, а для себя. Чтобы в будущем ты не оказалась во власти глубоких сожалений. Кроме того… – Саймон толкает меня плечом. – Я не вижу других неотложных дел в твоей жизни прямо сейчас.
– Забавно, как получилось, а? – шепчу я, думая о сегодняшнем болтливом уборщике в метро. – Наверное, это судьба.
Саймон одаривает меня безразличным взглядом, и я смеюсь. Он не верит в судьбу. Он даже не верит в астрологию. Он считает, что люди, которые следят за своими гороскопами, имеют глубоко засевшие проблемы.
Я вздыхаю.
– Не похоже, что он живет в цивилизованной части Аляски.
Не то чтобы я запомнила какую-то часть Аляски за то короткое время, что там провела, – хорошую или нет. Но мама использовала слова «бесплодная пустошь» достаточно часто, чтобы отвратить меня от этого места. Хотя она склонна драматизировать. К тому же мама любительница городов. Она не может провести в Мускоке больше одной ночи и каждые пятнадцать минут мажется средством от комаров, а еще постоянно напоминает всем о риске подхватить лихорадку Западного Нила.
– Я подумаю об этом.
Я мысленно начинаю перестраивать свое расписание. И охаю. Если я улечу в воскресенье, то пропущу визит к парикмахеру на следующей неделе. Может, мне удастся упросить Фаусто втиснуть меня в субботу утром? Очень маловероятно. Обычно он забронирован на месяц вперед. К счастью, у меня есть постоянная запись на маникюр по субботам во второй половине дня, а в прошлые выходные я сделала ресницы.
– Я только что оплатила наперед десять сеансов горячей йоги. И что насчет сквоша? Маме придется найти партнера на замену.
– Все это тебе удалось уладить, когда ты ездила в прошлом году в Канкун.
– Да… Наверное, – неохотно признаю я. – Но Аляска находится в миллионе часов отсюда.
– Только в полумиллионе, – говорит Саймон.
– Может, ты хотя бы дашь мне сценарий для…
– Нет.
Я преувеличенно вздыхаю.
– Что за удовольствие тогда иметь отчима с папкой предписаний?
Мой телефон, лежащий на капоте машины Саймона, начинает звонить.
– Черт, это Диана. Она где-то в очереди, мысленно колотит меня. – Как по сигналу, к обочине перед домом подъезжает черный «Ниссан Максима». – А это мой «Убер». – Я смотрю на свой отсутствующий каблук и испачканное платье. – И мне нужно переодеться.
Саймон спускается со ступеньки и направляется к ожидающему его мусорному баку.
– Полагаю, сегодня я могу убрать мусор за тебя. Только в этот раз. В конце концов, у тебя был тот еще день.
Он идет, смешно шаркая, что заставляет Тима и Сида броситься к живой изгороди, а затем с трудом ставит контейнер на место. При всем том, что делает Саймона привлекательным, он не отличается ни координацией, ни силой. Мама пыталась и потерпела неудачу, пытаясь затащить его в спортзал, чтобы нарастить немного мышц на его тонких руках.
Меня осеняет мысль.
– Что ты будешь делать с мусорным днем, если я уеду на Аляску?
– Ну, разумеется, твоя мама позаботится об этом. – Саймон выжидает немного, прежде чем обернуться, чтобы встретить мою недоверчивую ухмылку, и бормочет в своей сухой британской манере: – Это был чертовски холодный день в аду, не так ли?
– Ты обязана поехать! – Диана перекрикивает пульсирующий бас, прерываясь на достаточно долгое время, чтобы сверкнуть жемчужно-белой улыбкой бармену, пока он ставит наш заказ на барную стойку. – Там очень красиво.
– Ты никогда не была на Аляске!
– Ну да, но я видела «В диких условиях» [4]. Вся эта природа и горы… Просто не ешь ягоды.
Она демонстративно кладет десятидолларовые чаевые так, чтобы бармен это заметил. Уловка для приоритетного обслуживания в следующем раунде.
Тем временем взгляд бармена занят тем, что шарит по глубокому вырезу моего кобальтово-синего платья – первого, что я вытащила из шкафа, спеша переодеться и поскорее выскочить за дверь. Он симпатичный, но невысокий и мускулистый, с бритой головой и полным рукавом чернил – не мой высокий и худой, чисто выбритый тип без татуировок, – и, кроме того, я не в настроении флиртовать в обмен на бесплатную выпивку.
Я одариваю его натянутой улыбкой, а затем снова обращаюсь к Диане:
– На западе Аляски все не так.
– Выпьем.
Мы опрокидываем наши шоты одновременно.
– На что она похожа?
Тошнотворно сладкий коктейль заставляет меня слегка поморщиться.
– Плоская.
– Что ты имеешь в виду? Плоская, как прерии?
– Нет. То есть да, там, наверное, все такое же плоское, но там очень холодно. Типа, арктически холодно.
В то время как в наших провинциях на Среднем Западе сосредоточено подавляющее большинство сельскохозяйственных угодий страны, там, откуда родом мой отец, ничего не выращивают – слишком короткий посевной сезон. Во всяком случае, так утверждает моя мама, а она имеет степень бакалавра по растениеводству в Университете Гуэлфа. Если кто-то и знает об этом, то, наверное, она.
– Арктически? – Васильково-голубые глаза Дианы расширяются от оживления. – Серьезно, подумай, как удивительно
