руку и шагнул к Джеральду.
– Я задал вопрос. – Еще один медленный, тяжелый шаг. – Джеральд, тебе дорога эта работа? Потому что я способен тебя выгнать. Твои друзья по гольфу, оттуда, сверху, не помогут. Как и приспешники из отдела кадров.
Джеральд замолчал, теряя ухмылку.
Чувствуя себя беспомощной, совершенно бессильной, неспособной ничего решить, я еле сдерживала слезы, привычно подкатившие к глазам.
Ненавижу! Ненавижу всей душой. Почему людям так нравится унижать других? Почему именно нас? Почему так скоро?
Аарон, судя по злой усмешке и скованным движениям, готов был слететь с катушек.
– Аарон, хватит…
Голос дрогнул. Плакать нельзя. Ни в коем случае. Только не на глазах у половины компании.
Аарон не двигался с места. Застыл мраморной статуей, ожидая, что скажет Джеральд – словно в запасе у него была целая жизнь.
– Аарон, пожалуйста…
Я добавила голосу твердости. Тот по-прежнему не слышал.
– Ты делаешь только хуже.
Разве? Не знаю. Но я сказала именно это – и словно пробила окружавшую его пелену. Аарон вздрогнул.
Он медленно повернулся ко мне – мужчина, в котором я нуждалась как никогда в жизни, – и в глазах у него отразилась боль.
Сердце разлетелось вдребезги – это я виновата. А у меня есть выбор?
Надо было понимать, чем наша история закончится, и не ставить нас обоих в неловкое положение. Ясно ведь было, к чему все идет.
Не в силах больше терпеть – ни себя, ни боли в глазах Аарона, ни вообще всей ситуации, – я развернулась и вышла из коворкинга, пересекла длинный коридор. Двигалась дальше и дальше, поворачивала, спускалась по лестницам и не представляла, куда, собственно, иду. Я действовала на автомате, ноги сами несли меня вперед.
– Каталина, хватит бегать, – прозвучал за спиной полный отчаяния голос Аарона, и мне стало противно вдвойне.
Как я презирала себя за то, что лишний раз треплю ему нервы.
– Скажи хоть что-нибудь.
Я шла, не желая оборачиваться. Не представляла даже, в какой части здания мы находимся. Нас окружал пустой коридор.
– Каталина, твою мать, ты можешь остановиться? Пожалуйста!
Ноги замерли. Веки опустились. Я слышала – точнее, чуяла, потому что теперь это было именно так: я чувствовала его всем телом, впитывая тепло, – как Аарон подходит. Я открыла глаза и увидела перед собой разозленного и совершенно несчастного на вид мужчину.
– Не делай так больше. Слышишь? – резко сказал он, цедя слова. – Даже не думай. Я не позволю тебе уйти.
Господи, до чего хорошо он меня знает. Лучше, чем я сама. Потому что его слова только укрепили решение, пять минут назад оформившееся в груди.
Я была в ярости, злилась на всех вокруг – но в первую очередь на себя.
– Тебе легко говорить, – огрызнулась я. Да, напрасно, однако яд Джеральда разъедал организм изнутри, затмевая глаза черной пеленой. – Это меня назовут шлюхой, так ведь? А ты просто отряхнешься и пойдешь дальше.
Аарон моргнул, его перекосило от боли и злости.
– Мне легко говорить? – прошипел он. – Думаешь, просто было удержаться и не набить ему морду? Не выколотить ему к чертям все зубы, чтобы хоть на неделю замолчал? Или вовсе не прикончить эту никчемную свинью?
Я не сомневалась, что Аарон так бы и сделал. Он мог.
Гнев улегся, оставив лишь тянущую тоску в груди.
– Я бы все равно не позволила, – прошептала я. – Не стоит марать о него руки и потом разгребать проблемы.
– Неправда. Стоит. Ради тебя я пройду через огонь. Ты что, не видишь? – Аарон резко выдохнул, накрывая ладонью мне щеку. Я невольно прижалась к ней. – Какую бы чушь тебе ни вбили в голову, за тебя стоит бороться. Лина, я ведь не такой, как Даниэль. Это все в прошлом.
Я покачала головой – он прижал меня крепче.
– Если под ноги попадется камень и ты споткнешься, я упаду вместе с тобой, а потом помогу подняться.
– Все не так просто, Аарон…
Хотелось бы, чтобы он был прав. Чтобы мир подстроился под нас.
– Это лишь красивые слова, как в сказке. В реальном мире ты не можешь уберечь меня от сплетен и увольнять каждого, кто косо на меня глянет.
– Допустим, так. Но это не значит, что не стану пытаться. Если тебя начнут оскорблять, я не буду терпеть молча. Не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как ты принимаешь удар на себя. – Грудь у него поднялась в прерывистом злом вдохе. – Я ведь знаю, за меня ты будешь драться зубами и ногтями. Мы защищаем друг друга. Так и должно быть.
– Речь не только об обычной жизни, Аарон. На кону моя карьера. Твоя, кстати, тоже.
– Я не сделаю ничего такого, что поставило бы ее под угрозу.
– А что насчет остальных? Они-то могут. Взять того же Джеральда. – Ужасно хотелось кинуться ему на грудь и дать волю слезам. – И что потом? Всякий раз, когда я чего-то добьюсь, в спину мне будут тыкать пальцем и говорить: «Насосала».
Аарон стиснул зубы.
– Не будут. Лина, Джеральд – особый случай.
Я закрыла глаза. В горле застрял комок.
Аарон продолжал:
– Малыш, я вовсе не игнорирую твои страхи. Клянусь, правда. Только нельзя при первой же заминке складывать руки и сдаваться. Нельзя каждую минуту оглядываться на мнение окружающих. Дай нам шанс.
А что, если никакого шанса у нас нет и никогда не было?! Из горла рвался крик.
– Ты должна доверять нам. Доверять мне. Сумеешь?
– Аарон, я тебе верю. Но все это… – Я покачала головой и отошла на шаг. – Уже слишком. Кажется, я не вытерплю. Не смогу пройти все заново.
Если у нас ничего не выйдет, я не переживу. Не вынесу, если Аарон сбежит так же, как в свое время Даниэль.
Синие глаза потемнели от боли.
– Не веришь? – надломленно сказал он. – Если говоришь так, значит, ты мне не доверяешь.
Нас сдавило тишиной. Аарон уронил плечи.
– Лина, я люблю тебя.
Мое бедное измученное сердце дало трещину от того, как неправильно прозвучали эти слова: с тоской, лишенные положенного счастья.
– Почему такое чувство, будто ты разбила мне сердце?
Душа у меня разлетелась вдребезги. Я рассыпалась на миллион осколков.
– Я не могу заставить тебя силой. – Аарон смотрел мне в лицо. Обычно синие глаза потускнели. В них отражалась боль. – Не могу сделать так, чтобы ты бежала ко мне, а не от меня. Я просто… не могу заставить тебя полюбить настолько, чтобы ты дала нам шанс.
В груди открылась дыра. Колени подогнулись, неспособные удержать мой вес. Меня шатало.
Мы долго смотрели друг другу в глаза. Все происходило, словно во
