сне. Как в лютом кошмаре, от которого надо поскорей проснуться.
Сон не спешил заканчиваться. В какой-то момент показалось, будто у Аарона звонит телефон. Он даже не шелохнулся. Мелодия заиграла снова. Потом еще раз. Наконец Аарон вытащил телефон из кармана и взглянул на экран. Хотя, возможно, мне просто почудилось.
В голове стучало: «Поверь ему, поверь, поверь, поверь», и за этим грохотом я не замечала ничего вокруг.
Я словно угодила в западню. Меня засосало в пустоту, где не было ни времени, ни пространства. Я запомнила только одно: спину Аарона, уходящего прочь. Он шагал по пустому коридору. И не оглядывался. Ни разу.
Ни разу…
В тот день мы с Рози поехали ко мне домой. Свернулись калачиком под одеялом и в сотый раз пересмотрели на ноутбуке «Мулен Руж». Какая трагедия – найти любовь и увидеть, как она ускользает сквозь пальцы. Всегда было интересно, что бы сделал Юэн Макгрегор, если бы в момент встречи с любимой знал, что его счастье продлится всего сто тридцать минут? Взял бы ее за руку, прыгнул? Цеплялся бы за каждое мгновение, даже зная, что им осталось совсем чуть-чуть? Был бы рядом с нею, сознавая, что она вот-вот уйдет и эту пустоту уже ничем не заполнить?..
Рози не раздумывала ни секунды.
– Да, – прошептала она. – Когда находишь такую любовь, время теряет смысл. Что бы ни случилось, Лина, он будет любить ее каждую отмерянную им минуту.
Мы обе принялись утирать слезы. Рози – потому что не сдержалась, когда заиграла «Come What May», а я… в основном потому, что нашелся повод.
Итак, я плакала. Лила слезы, сжимая в руке телефон. Ждала звонка, сообщения, хоть какого-то знака, пусть даже совершенно их не заслуживала. Но что еще делать тупице вроде меня? Только спрятаться под одеяло и рыдать под «El Tango de Roxanne».
Фу. Самой от тебя было тошно.
Как бы там ни было, придется жить с этим до конца дней. Утешаться теми минутами, что я провела с Аароном. Они теперь в прошлом, потому что когда он попросил бежать к нему, я не послушалась. Когда он попросил поверить ему – поверить в нас, – я не смогла. И он ушел.
Я его оттолкнула. Сама по всем виновата.
Черт. Как же хотелось, чтобы он был рядом. Собрал меня из осколков. Сказал, что верит в нас, что все еще можно исправить. Склеить обратно – и буду как новенькая.
Впрочем, с моей стороны это слишком наивно, эгоистично и, тем более, глупо. Иногда, как ни мечтай, ничего не получишь – иначе тогда появятся новые проблемы, посерьезнее. Это чувство – любовь, по-другому то, что было между нами, не назвать – сильно усложнит нам обоим жизнь и поставит под вопрос карьеру.
Мы тянем друг друга на дно, ставим подножки. Так говорил Даниэль много лет назад.
Рано или поздно мы с Аароном друг друга возненавидим. Отравимся ядом, который брызжет из чужих уст. Пропитаемся им насквозь. Я ведь знаю, как это бывает.
Рыданиями под «Мулен Руж» дело не ограничилось. Следующий день выдался еще хуже. Самый худший день в моей жизни – а я ведь их повидала немало. Я еле выстояла на ногах все праздничные мероприятия с восьми до полуночи, не видя перед собой лиц. Имена и компании вылетали из головы в первую же секунду, я цедила слова так, будто их выжимают по капле. Если бы меня увидел Джефф, уволил бы не раздумывая.
Причем мне было откровенно плевать.
Вот такая ирония.
Когда следующим утром после Дня открытых дверей я опять приехала без Аарона, то ждала, что в меня безо всякого повода будут тыкать пальцем и шептаться за спиной. Однако пробило пять часов (я весь день промучилась, мечтая увидеть Аарона и в то же время шарахаясь от его кабинета) – и ничего. Никто из коллег в мою сторону даже не посмотрел. Никаких сплетен, мерзких домыслов.
И никакого Аарона.
На третий день во мне поселилась тревога. Я скучала по Аарону. Скучала по тому, что могло у нас быть, и это чувство пересиливало страхи. Уже не радовало, что выступление Джеральда не заставило коллег переменить ко мне отношение. Легче не становилось. Какие радости, когда в груди необъятная дыра?
Я скучала по Аарону. По глубоким синим глазам, по упрямому хмурому взгляду, по поджатым губам, когда он уходит в свои мысли, по широкой линии плеч, по тому, как легко и уверенно он держится, невзирая на рост и габариты. По его тайной улыбке, которую видела я одна.
Я скучала так сильно, что открыла дверь кабинета и дергалась весь день, прислушиваясь к его шагам. Мечтала услышать голос хоть издали и немного утолить тоску, нывшую в груди. Но ничего.
На четвертый день я сдалась и постучала в дверь его кабинета. Мне не ответили. Я спросила Рози, видела ли она Аарона; та обняла меня и сказала, что нет. Гектор – тоже, как и другие коллеги, которых я отважилась спросить.
В конце концов, я оказалась здесь – в коридоре, нервно расхаживая из угла в угол, ожидая, когда Шерон соизволит меня принять. Дома я тоже всю ночь мерила ковер шагами. Аарон исчез. Я злилась, потому что не знала, куда он делся, не имела возможности увидеть его и даже не находила повода позвонить и спросить: после нашего последнего разговора он вряд ли горел желанием общаться.
– Лина, дорогая, – окликнула меня Шерон, выглядывая из кабинета. – Заходи, пожалуйста. Садись.
Я зашла вслед за ней и плюхнулась на стул. Шерон села в свое кресло и с понимающей улыбкой склонилась над столом.
– Прости, что заставила ждать. Ты же знаешь, многие думают, будто в отделе кадров знают ответы на все вопросы. – Она горько усмехнулась. – Даже, например, когда городской совет Нью-Йорка соизволит отремонтировать дорогу у них под окнами.
В другой раз я рассмеялась бы вместе с ней. Может, пошутила бы о том, что в городе, который никогда не спит, выживают только сильнейшие – и они нарочно перекрывают соперникам путь. Сегодня я не могла собраться с мыслями.
– Думаю, ради такого можно и потерпеть.
Шерон пристально глянула на меня и как будто смягчилась. Не знаю, что именно она увидела и поняла.
– Ладно. Давай ближе к делу.
Отлично. Я только за. Этим Шерон мне и нравилась – тем, что не любит ходить вокруг да около.
– Я вызвала тебя в свете весьма серьезных обвинений, которые недавно выдвинули сотрудники компании. Они касаются
