Математика сапиенсов была иной. Ее разделы тесно переплетались с прикладными науками, и она была не самостоятельной наукой, а рядом логических приемов, которые служили конкретным задачам.
Однако энергетика сапиенсов не очень намного обогнала земную. Основным ее источником служила аннигиляция инерционных частиц, в принципе уже известная и земным физикам. Но использование энергии было гораздо многообразнее. Сгущая, например, электромагнитное поле в одном направлении, они могли производить механические движения на большом расстоянии, даже отбрасывать встречные метеоры с пути корабля.
Еще одна загадка была разгадана!
Снова Виктором овладело нетерпение: скорее, скорее на Землю!
Он уже почти не вникал в то, что ему объясняли. Этот беспрерывный поток новых неожиданных знаний невозможно было воспринять сразу, удержать, запомнить. Фильмы-беседы надо было проводить не для него, а для широкой аудитории специалистов.
Сапиенсы должны опуститься на Землю! Они обязательно должны передать людям свои знания!
Теперь весь смысл его полета, его пребывания здесь был в этом одном.
Виктор едва дождался конца сеанса.
— Почему вы не опускаетесь на Землю? — прямо спросил он.
Сапиенсы охотно объяснили ему это.
Если их огромный корабль приземлится, то будет разрушен собственной тяжестью. И конструкция и прочность корабля обеспечивали его полет лишь в космосе. Для высадки на планеты сапиенсы пользовались относительно небольшими аппаратами, космическими катерами. Такой катер мог перенести на Землю и возвратить обратно только двух-трех членов экспедиции. К сожалению, ни по результатам своих наблюдений, ни из отрывочных объяснений Виктора сапиенсы до сих пор не сделали еще окончательного вывода, насколько высоко организованы разумные существа на Земле? Можно ли доверить им жизнь членов экспедиции?
— Я гарантирую вам безопасность и благодарность людей, — горячо сказал Виктор.
Сапиенсы в аквариуме запрыгали, молниеносно перескакивая с места на место. Виктор знал уже, что так выражают они буйное ликование. Он не мог не улыбнуться, глядя на их скачки.
Потом механический голос произнес:
— Мы. готовы.
Но Виктор задумался. Холодильные установки его космолета были выведены из строя и не могли обеспечить нормальных условий для вхождения в плотную атмосферу Земли.
Не мог он лететь и в катере сапиенсов. При обычной для них температуре он задохнулся бы.
— Мой аппарат не пригоден для полета, — нерешительно сказал он.
Сапиенсы утихли, сосредоточенно пошевеливая рожками. Виктор почувствовал, как противная тошнота подкатила к горлу. Может, они хотят оставить его заложником?
— Мы, примем, решение, потом, — сказала, наконец, машина.
Сапиенсы снова стали медленно растворяться в глубине.
Виктор прислонился спиной к твердому крылу космолета и долго стоял молча, не шевелясь. То, чего он опасался, чего так страстно не хотел, все же случилось. Его судьбу решали они.
Это чувство бессилия, зависимости было омерзительно противным.
Звуки механического голоса заставили его вздрогнуть от неожиданности.
— Человек, почему, у, тебя, неровно, бьется, сердце?
Они ведь видели его не только снаружи, но и внутри. От них ничего не скроешь!..
Виктор поднял глаза. Белорогий начальник снова был здесь.
В одну из бесед Виктор поинтересовался их именами. У них были имена — вернее, своего рода звания, потому что каждое имя имело смысловое значение. Это не удивило Виктора. Человеческие имена тоже ведь когда-то были просто словами, только слова закостенели, умерли и потеряли смысл. Никто теперь не вспоминает о том, что у римлян слово «Виктор» означало «победитель», а «леонид» у древних греков — «сын льва».
Имена сапиенсов не были мертвыми. Они менялись у них, если менялось поведение сапиенса, и служили предельно лаконичными характеристиками. У этого белорогого начальника имя переводилось машиной как «Луч Мысли».
Виктор за эти дни уже привык к обществу своего собеседника, даже чувствовал симпатию к нему. Луч Мысли был очень трогателен в стремлении без конца развлекать его своими фильмами.
— Мне надо вернуться на Землю, — сказал Виктор, и в голосе его против желания прозвучали тоскливые, умоляющие нотки.
Луч Мысли, кажется, не понял его настроения — машина ведь не переводила чувств.
— Тебе, скучно, у нас? — спросил он.
Нет, Виктор, конечно, не скучал с ними. Эти умные, интересные, добрые и красивые существа нравились ему, но…
— Я здесь один… — сказал он наконец. — Люди чувствуют себя хорошо, когда они вместе.
— Мы, понимаем, тебя, — сразу же ответил сапиенс.
— Так что же вы решаете?! — почти крикнул Виктор.
Луч Мысли объяснил ему, в чем дело. Чтобы человек мог лететь вместе с сапиенсом, катер необходимо было серьезно переделать. Сапиенсу придется все это время: и в полете, и на Земле быть в третичном шаре. Лишь один шар после переделки катера сможет поместиться в нем. Лишь один сапиенс может лететь на Землю. Лишь десять земных дней может он там провести. За это время он должен передать людям знания сапиенсов и все узнать о Земле. Это очень трудно. Лететь должен он сам, Луч Мысли.
Эти вопросы и решали сейчас сапиенсы совместно с логической машиной корабля.
Они снова помолчали.
Виктор думал сейчас о Земле. Сапиенс, наверное — о своей далекой планете, которая доверила ему научные итоги экспедиции. Но и люди и сапиенсы хотели больше знать. Оба они думали и об этом.
Решение, принято, на, Землю, полетим ты и я.
Виктор глубоко, всей грудью вздохнул и закрыл глаза, прислушиваясь к радостным ударам сердца, потом одними губами спросил:
— Когда?!
— По, твоему, исчислению, времени, через, двадцать часов.
Это было, конечно, очень много — почти сутки!.. Но ведь катер необходимо переделать.
— Расскажи мне еще о вашей планете, — попросил Виктор.
Рассказывать Луч Мысли, кажется, мог без конца. На этот раз он посвятил беседу современным общественным отношениям сапиенсов.
Снова в воздухе замелькали картины.
Общество сапиенсов было единым.
Власти у них теперь не было вообще. Господство одного разумного существа над другим считалось недопустимым. Это противоречило принципу равенства. Некоторое, даже значительное различие в физическом и умственном развили не давало права на исключительность и превосходство, которые всегда заключала в себе власть. Господствовала у них лишь общественная необходимость. Ее выявляли логические машины, систематически изучая бесконечно сложные общественные процессы. Все важнейшие выводы логических машин контролировались советами оппонентов. Они состояли из самых авторитетных, самых мудрых сапиенсов, обязательно — лучших специалистов по вопросу, который требовал контроля.
Решения логических машин, утвержденные советами оппонентов, были не указами, не декретами, даже, собственно не решениями, скорее — просто выявленной необходимостью. Но не выполнить их ни одно общественное объединение, которые существовали у сапиенсов, ни один сапиенс не мог.
Виктор задумался.
Неужели они не знают свободы поступков и лишены радости удовлетворять свои личные желания?
Он не удержался и спросил об этом своего белорогого друга.
Нет, сапиенсы вовсе не были деталями хорошо отрегулированной общественной машины. Просто они познали структуру желания. Желание оказалось сложной, противоречивой функцией жизнедеятельности. На одном полюсе его царила прихоть, на другом — необходимость.
Они не были и аскетами. У них оказалось богатое, разнообразное искусство. Гармонией электромагнитных колебаний они наслаждались, как люди — музыкой. Пластикой телодвижений увлекались, как люди — танцами. Архитектура и скульптура достигли у них совершенства.
Умение показать такой фильм тоже было искусством, требующим способности картинно и последовательно мыслить. Это удавалось далеко не каждому.
Луч Мысли был в этой области, кажется, виртуозом. Как истинный артист, он наслаждался своим умением и довел теперь Виктора до одури, час за часом сменяя одну за другой все новые и новые картины. Перед Виктором бесконечным потоком мелькали радостные шествия сапиенсов, красивые города, бесконечные массивы пышных растений, какие-то игры или состязания…
Наконец Виктор запросил пощады.
— Извини, я устал, — улыбаясь, сказал он. — Я досмотрю это потом, на Земле, вместе с другими.
Картины погасли.
— Тебе, надо, отдохнуть, перед, полетом, — заботливо предложил Луч Мысли.
Виктор не стал возражать. Сейчас ему хотелось побыть одному, отдохнуть и немного помечтать.
