Дело дошло до того, что его хотели выгнать. Но за него вступился один из педагогов.
— В шалостях Саши нет злости, скорее есть выдумка, изобретательность. У него избыток энергии. Таким ребятам надо давать интересные и трудные поручения, чтобы занять их.
Этот человек потом сказал Саше:
— Я, брат, за тебя поручился. Если ты человеком не станешь — опозоришь меня на всю жизнь.
И потом уже, когда Саша заканчивал ученье, когда проходил военную службу на Балтфлоте, когда учился на курсах механизаторов и работал в колхозе, он неизменно помнил этого человека, поддержка и доверие которого сделали больше, чем все выговоры, наказания и назидательные беседы.
2
Ильхам работал теперь на переоборудованном станке, заготовляя запасные части. Однажды его вызвал Соловьёв. С добродушной улыбкой глядя на обеспокоенного парня, директор спросил:
— Ты посылал письмо в Баку? На свой завод?
— Посылал, — и, словно оправдываясь, Ильхам торопливо пояснил: — когда мы получили из Баку инструменты, я подумал — завод нам и с водой поможет, то есть с бурильным оборудованием… Вот и написал. Только никому не сказал — боялся, что вдруг ничего не получится.
— Получилось! — рассмеялся Соловьёв. — Вот почитай ответ.
Писал начальник цеха, в котором когда-то работал Ильхам. Он сообщал, что комсомольцы завода за счёт внутренних резервов изготовили бурильное оборудование и выслали его в совхоз. Рабочие завода благодарили коллектив совхоза за ударную работу и желали успеха.
Соловьёв пожал руку Ильхаму:
— Спасибо тебе! Ты нас просто выручил. Когда ещё наше управление соберётся решить этот вопрос.
— За что ж спасибо, Игнат Фёдорович? Дело-то наше, общее…
Когда оборудование привезли из Иртыша, бурение поручили уста Мейраму. В помощники он взял Ильхама, предупредив его:
— Имей в виду — здесь не. Баку. Я думаю, нефтяные скажины бурить легче, чем в степи искать воду.
— Понадобится, так и сто колодцев выроем. Лишь бы вода нашлась.
Уста Мейрам был прав. После того как добирались до водоносного слоя, оказывалось, что вода либо солёная, либо её очень мало. Но времени оставалось в обрез и работали не переставая. Ильхам всё время находился у скважины, не замечая, что делается вокруг. Когда темнело, зажигали фонари на переносных шестах. Только при их свете долго работать было нельзя. Начинали болеть глаза, натруженные за день. Уста Мейрам подходил, клал руку на плечо и говорил:
— Хватит, сынок… Завтра…
И вот однажды старый мастер, прислушиваясь к шуму долота в скважине, вдруг радостно прошептал:
— Вода! Вода шумит! — и тут же крикнул: — Насос!
Заработал мотор. Шланг стал извиваться, как змея. Насос кашлянул и выплюнул пробку мокрого песка. Потом вылилась тёмная жижа и пошла вода, сперва мутная от песка, а потом всё чище и чище.
Срочно известили Соловьёва, и он немедленно пришёл на скважину. Он увидел мокрую землю, мокрого Ильхама, который, блестя глазами, возился у мотора, и уста Мейрама, торжественно протянувшего директору стакан холодной чистой воды:
— Пейте, Игнат Фёдорович. Не вода, а напиток молодости!
Ильхам наполнил ведро и побежал, стараясь не расплескать воду.
У столовой его окликнул Имангулов:
— Куда торопишься, Ильхам?
— Боюсь, нагреется!
Он добежал до ремонтной мастерской и ворвался в пустую инструменталку. Геярчин была одна. Ильхам поставил ведро на верстак.
— Пей, Геярчин! Вода из колодца! Как лёд! Это наша вода!
Геярчин посмотрела вокруг, но чашки не обнаружила. Придерживая левой рукой волосы, она склонилась над ведром.
— Замечательная вода! А?!
Девушка подняла лицо. Оно сияло радостью, влажные губы улыбались.
— Какая вкусная вода, Ильхам! Как в сказке!
Взгляды их встретились. Глаза девушки блестели! Задыхаясь от нахлынувших чувств, Ильхам схватил ведро и выбежал на улицу.
— Вкусная вода! Холодная вода! — кричал он, как мальчишка на базаре.
И все пробовали эту воду, свою совхозную воду, по два-три глотка, чтобы никого не обидеть.
Только Имангулову Ильхам позволил напиться вволю, и тот, отдуваясь, сказал, закатив глаза:
— Никогда не пил такой сладкой воды!..
Асад, который решил сделать «перекур на воздухе», заглянул в инструменталку, надеясь перекинуться с Геярчин хоть несколькими словами, и увидел, как она пила воду, а потом восторженно смотрела на Ильхама.
— Этот сумасшедший изобретатель, — презрительно отметил про себя Асад, — совсем задурил ей голову. Чего доброго, она в него влюбится.
И хотя Асад старался уверить себя, что ещё не всё потеряно, но его охватило смешанное чувство тоскливого одиночества и раздражения. Руки его дрожали, когда он разминал папиросу, глядя вслед убегавшему Ильхаму.
Вскоре после этого в совхозе пробурили ещё одну скважину, а немного погодя и третью. Но первую скважину все называли «родником Ильхама». И каждый раз, когда Геярчин слышала это название, она вспоминала жаркий сумрак инструменталки, горящие глаза Ильхама и ртутные капельки пота на его лбу.
3
За несколько дней до уборки техника пошла в поля. На участки перебрасывали уборочные машины, перегоняли комбайны, завозили воду и горючее.
Вечерами на станах дымились костры, гремела посуда, слышались возбуждённые голоса.
Десятого августа на рассвете в небо взлетела ракета, озарив поля молочно-голубым светом. Это был сигнал начала жатвы.
Грохотали тракторы. Грузовики с высокими бортами съезжали с дороги и, колыхаясь, шли рядом с комбайнами, забирая первое зерно.
Каждый комбайн гнал перед собой мотовилом беспрерывную волну колосьев. Они набегали на хедер, как на берег. И в бункер янтарным дождём сыпались тяжёлые зёрна пшеницы. В копнителе, словно пена, шуршала пахучая, жаркая солома…
Часть урожая убирали косилки. На току шёл обмолот. Горы золотистого зерна уже высились около машин.
Шофёры торопили Имангулова, который тщательно взвешивал зерно. Он помнил не только количество обмолоченного и отправленного на элеватор зерна, но и сколько увёз каждый из шофёров. Соловьёв и Байтенов справлялись у него, когда нужны были самые последние цифры.
Мухтаров, приехавший посмотреть, как идёт уборка в совхозе, увидел на току странную молотилку. Она работала в стороне от других машин. По одну её сторону возвышался холмик необычайно чистого зерна, по другую — ворох мелкой, лёгкой соломы. Машина ровно гудела, работая быстро, без перебоев. К недоумевающему Мухтарову подошёл уста Мейрам.
— Нравится?.. А ведь обычная молотилка, слегка переделанная. Теперь она не только молотит, но и очищает зерно.
Мухтаров удовлетворённо кивнул головой.
— Инициатива ценная… Кто это додумался? Опять ваш изобретатель?
— На этот раз не он… Впрочем, без Ильхама не обошлось: он нашёл журнал, где это было описано, и показал мне.
— Талантливый парень, — усмехнулся Мухтаров, — и хорошо, что он заботится обо всём, чувствует себя хозяином…
Зерно поступало беспрерывным потоком, и по дороге в Иртыш, к элеватору, днём и ночью вереницей шли грузовики. За каждым из них поднимались, словно дым над паровозом, пухлые клубы пыли, и шофёры вели машины на почтительном расстоянии друг от друга.
Иногда палящее небо внезапно темнело, налетала гроза, проливался щедрый ливень. Над степью разгуливали взрывы грома, и вспышки молний превращали дождь в ослепительно голубой туман.
После гроз расстояния между машинами сокращались — по влажной дороге они неслись почти впритирку.
Но часа через два всё просыхало и устанавливалась прежняя «противопыльная» дистанция.
4
Машина-буфет приехала к агрегату Геярчин. Тося уже расстелила салфетку в тени комбайна. Получив обед, она позвала Геярчин. Но та удивлённо смотрела вслед машине, которая поехала не к Ильхаму, работавшему на соседнем поле, а в сторону второй бригады.
— Обед остынет! — крикнула Тося.
— Не остынет, — равнодушно ответила Геярчин, — скорее даже нагреется… Не понимаю, почему Ильхама оставили без обеда?
— Они же ещё не кончили работать, — объяснила ТОСЯ;
Геярчин ела без аппетита, посматривая на соседнее поле. Заметив насмешливый взгляд Тоси, Геярчин смущённо сказала:
— Понимаешь, пока машина всех объедет, обеда может не хватить:
— Не беспокойся, ещё останется… Шекер-апа не забудет своих любимцев. Нечего за них страдать!
— Почему ты сердишься? — удивлённо спросила Геярчин.
— А я тебя не понимаю: когда Ильхам подходит, так ты держишь себя как королева, не замечаешь его. А стоит ему повернуться и уйти, как ты с тоской смотришь вслед. Любишь ты его или только мучаешь?
Геярчин помолчала, не находя ответа. Прямой вопрос Тоси застиг её врасплох. Наконец она тихо спросила:
