— Ей кто-то позвонил?
— Да, но она мне ничего не сказала. Я слышала только имя — Флинн. Затем она собралась и уехала. Я не знала, как с Вами связаться… И хорошо, что Вы сами мне позвонили.
— Я понял. Натали, не волнуйтесь. Всё с ней будет хорошо, это я Вам обещаю… — уверенно произнёс Роберт, заводив желваками.
“Вот значит, кого ты назвал “маленькой подружкой”... Как же ты выманил Саманту, Флинн? Дай только добраться до тебя, и я посчитаюсь за всё, за каждый волосок, за каждую минуту жизни. Мало тебе, ублюдку, было Сары, решил через Саманту действовать. Не выйдет.”
— Я Вам верю.
— Это хорошо, — рассеянно произнес он, зачем-то обшаривая бардачок своей машины, заглядывая под сиденье. — Натали, Саманта была у Вас одна или со своим отцом?
— Одна. Он остался в Лондоне.
— Понял.
Что именно искал, он не особо понимал, но неожиданно для самого себя обнаружил под водительским сиденьем туго перемотанный скотчем конверт. Вынув его, несколько секунд тупо смотрел на острый почерк, коим был исписан клочок бумаги под резинкой: “Р.Т.”
— Постарайтесь не попасть в передрягу. Мне кажется, что нам есть что сказать друг другу.
Роберт потрясенно сморгнул, глядя на себя в зеркало заднего вида. Если бы она только видела его сейчас, вмиг пропало бы всякое желание заводить с ним разговор: осунулся, глаза горят, словно у сумасшедшего, да и взгляд стал ещё тяжелее, губы сурово сжаты, на щеках глубокие морщины там, где некогда были ямки. Война, пусть и в прошлом, никого не щадит. Однажды он упадёт и больше не поднимется. Никогда.
— Постараюсь, разумеется. Но передряги — это моё второе имя, — надрывая уголок конверта, пробормотал Роберт.
Печатный текст. Скользнув глазами, быстро понял, что это генетическая экспертиза по результатам эксгумации тела. Итак, Саманта припрятала в машине бумаги, косвенно подтверждающие его, Роберта, непричастность к убийствам. Что ж… Это огромный плюс. Роберт вздохнул, на миг забыв о Натали.
— Вы зря так о себе. Правда.
— Натали… Я не буду ходить вокруг да около. Скажу, как есть, — решил он, не выбирая слов и не щадя чувств девушки. Лучше сразу отрезать все глупые несбыточные мечты, и не мучать самого себя надеждой. — Если Саманта наплела с три короба о том, какой я замечательный, какой я герой, какой я… Ну, не знаю, сказочный принц, хотя сказочный долбаёб тут больше подойдет, то знайте — это не так. Я не герой. Не хороший человек. Совсем не хороший. И уж точно не тот, кто прискачет на белом коне выручать принцессу.
В трубке раздался смешок. Натали смеялась над его словами.
— Ну, так и я не принцесса, чтобы спасать.
— Поймите, я не придираюсь, просто искренне пытаюсь понять... — произнёс Роберт, всё ещё вертя в руках конверт, найденный под сиденьем.
Большой такой, увесистый. С одной стороны ему не терпелось вскрыть его и увидеть всё содержимое, с другой же он хотел сидеть в машине, никуда не торопиться, и слушать этот приятный, чуть низковатый, женский голос с чудовищным русским акцентом.
— Возможно, у меня у самой куча нерешенных проблем в голове. Всегда привязывалась к тем, к кому не следует этого делать.
Роберт молчал, слушая ее голос, слушая, как гремит в груди собственное сердце. Она ждала его слов. Чувствовал, что сказать что-то необходимо, но не мог найти ответа. Он рассыпался, словно сладкая вата в воде, оставляя липкость на пальцах и не более того. Что бы он ни сказал сейчас, ни в коем случае нельзя давать ей надежду. Натали молча ждала на том краю земли чего-то, что было бы значимо для неё. А он откровенно колебался между желанием сказать, что звонит и пишет ей не от скуки, и между пониманием, что дарить даже намек нельзя. Намек на что? Но Натали его опередила.
— Роберт, я искренне рада, что Вы приехали на парковку к ветклинике, и подошли ко мне.
— Хм-м… Я не знаю, что Вам на это ответить, я правда хочу найти слова, но не могу. Наверное, я просто разучился говорить, как Вы выразились — по душам.
— Тогда скажите всё как есть…
— Боюсь, Вам это не понравится. Я действительно думаю, что мне не место рядом с Вами. И что мне никогда не везло больше, чем в тот день на парковке. Хорошего дня, Натали… И извините, если не оправдал Ваших представлений. — спешно выпалил он, и бросил трубку.
Сердце учащенно забилось, испуганно ища выход. Так нельзя. Так и правда нельзя. Он ведь действительно никогда ничего не боялся: ни рвущихся мин, ни фугасов под брюхом бронемашины, ни когда самодельное взрывное устройство сработало в витрине ювелирного магазина, ни в Ираке, стоя перед лицом смерти много раз… Но сейчас он боялся так, что лоб покрыла липкая испарина. И всего-то причиной тому была женщина. Да что он, в конце концов мог дать ей? Постоянную неуверенность в завтрашнем дне? Ощущение вечного ожидания? Страх, передающийся от него самого близким? Нет…
Закрыв глаза на секунду, глубоко и шумно вздохнул, отгоняя наваждение. Его ждала дочь. Сейчас. Затем необходимо решить вопрос с Самантой — если она вернулась в Лондон, то почему не позвонила ему, не известила. И что это за конверт, в конце-концов в машине. Смартфон тоненько пиликнул. Пришло сообщение на мессенджер. Роберт с самым неподдельным волнением уставился на гаджет. Если это от Натали, то лучше бы сквозь землю провалиться за свои слова. Он, нервничая, разблокировал экран и чуть было не закричал от злости в голос: на экране повисло фото. Саманта, связанная, с кровавым подтеком на лице в каком-то неизвестном складском помещении. Следующее сообщение пришло с задержкой в пару секунд.
“Я же говорил, что найду твою маленькую подружку! Жду тебя через пару дней в небольшом городке, в Швейцарии, Церматт{?}[Церматт (нем. Zermatt) — деревня и община (коммуна), один из самых известных горных курортов в Швейцарии, на юге кантона Вале, практически на границе с Италией.]. Там и поговорим.”
Роберт попытался набрать обратный номер, указанный как отправитель сообщения. Вместо гудков повисла тишина. Это означало лишь одно — номер, с которого поступило сообщение, был виртуальным и имел одностороннюю связь. Зло фыркнув, выскочил из машины, хлопая дверью так, что сидевшие неподалеку на тротуаре голуби вспорхнули в чернильное небо Лондона.
Сара лежала в постели, одетая в больничную пижаму. Рядом, держа дочь за исхудавшую ладошку, стояла Элис. Чуть поодаль в кресле сидела Эмма, как всегда тыкая пальцами в экран смартфона. При появлении Роберта все трое разом устремили к нему взгляды. Эмма, как ни странно, подскочила первой, и совершенно неожиданно для него, горячо и порывисто обняла мужчину. Роберт буквально остолбенел от такого теплого приема. Обняв Эмму в ответ, почувствовал, что та дрожит.
— Эмм, крошка, ну ты чего? — как можно более веселым голосом попытался приободрить девушку он.
— Пап… Ро…
— Роберт.. — подсказал он сконфузившейся Эмме, продолжая обнимать её за плечи.
— Роберт… Спасибо, — жалко выдавила из себя она, стараясь изо всех сил не заплакать.
— Всё нормально. Ты не плачь, малышка… Я люблю вас обеих по прежнему.
— Мама сказала, что ты всё знал давно… Почему ты мне не сказал?
— Ты всегда была и будешь моей младшей дочерью, — уверенно произнес Роберт, обхватывая ее одной рукой и прижимая к груди лохматую светловолосую голову Эммы. От её волос пахло парфюмом и сигаретным дымом. Усмехнувшись, он звонко чмокнул ее в густую копну, — И плевать мне, кто твой отец.
— Эрик… — как-то некстати произнесла Элис. Роберт непонимающе перевел взгляд с дочери на бывшую жену. Смысл дошел до него не сразу.
— Сара? — игнорируя Элис, он перевел взгляд на дочь. Та выглядела на порядок лучше, чем два дня назад, когда он привез ее в клинику. Еще немного бледная, но уже веселая и вполне живая.
— Пап… Нам надо поговорить…
— С удовольствием. Сейчас?
— Да. Мам, Эмма… Не могли бы вы дать нам побыть вдвоем? — Сара настойчиво взглянула на мать.
Роберта прошиб мороз от того, какой взрослый, тяжелый взгляд был у нее в этот момент. Ей, несчастной девочке, пришлось пережить то, что никому бы не пожелал он сам, и на удивление, Сара сохранила внутреннюю силу и стержень. Уж не ясно было, стоило ли этим гордиться, или всерьез опасаться за ее дальнейшее будущее. Когда Элис с младшей дочерью покинули палату, оставив Роберта с дочерью один на один, та наконец выдохнула. Вздох получился долгий и печальный. Роберт, сглотнув подкатывающий ком, так и замер посреди помещения, не решаясь ни подойти ближе, ни сесть в кресло.
