— Погоди ты со своими новостями, — оборвал он ее, — я пока ничего не могу точно сказать, но вам с Эриком лучше всего будет никому не сообщать о том, где находится Сара. И удалить все ее документы из регистратуры.
— Что случилось?
— Поверь мне на слово — так будет лучше для всех. Сделай, как я говорю, — буквально приказал он, и дождавшись, когда она согласится, положил трубку, не прощаясь. Мозг привычно заработал на опережение. Кажется, помощь Томпсон ему уже не понадобится.
====== Глава 21 ======
Любая сильная эмоция мешает думать. Страх, гнев, радость, влюбленность, ревность — все это может стать началом фатальной ошибки в сложившейся ситуации. Доедая заказанный стриплойн-стейк{?}[Стрипло́йн (англ. strip + loin «филейная полоса») — «премиальный» стейк, который нарезается из отруба тонкий край, состоящего из единственной мышцы. По периметру стейка проходит тонкая полоска жира, придающая мясу сочность. Многие повара обрезают ее после прожарки стейка, и он получается постным.], Роберт старательно гнал эмоции, продолжая листать страницу за страницей Daily Mirror. Взгляд скользил от полосы к полосе, не задерживаясь надолго, но особого интереса не вызывал: бульварщину он не любил, но отвлечься было необходимо. На следующем развороте к своему удивлению Роберт наткнулся на знакомые фамилии. Джеймс Уильямс и Элизабет Хоупс объявили о совместном проекте, по завершении которого пара планирует заняться восстановлением подорванного Уильямсом здоровья. И ниже фотография: Уильямс в розовато-пыльном костюме-тройке, худой до измождения. Рыжая бородка клочьями торчит на ввалившихся щеках, очки в темной оправе еле держатся на визуально удлиннившемся носу, голубые глаза потеряли былой блеск. Рядом — пышущая здоровьем, несколько располневшая Хоупс. Фотография сделана на каком-то публичном мероприятии, кажется, в одном из театров, возможно, на премьере спектакля. Роберт действительно смог отвлечься от эмоций, разглядывая не очень качественное цветное фото. Офсетная печать не передавала всех тонкостей, но резко сдавший Уильямс сильно бросался в глаза. Странно, сегодня в сквере он показался на порядок бодрее… Роберт невольно сложил газету, удостоверяясь, что номер издания свежий. Все верно, сегодняшний… Значит, фотографии где-то от силы неделя, может две. За две недели прийти в тот вид, в котором Уильямс предстал сегодня в сквере можно лишь, обратившись к тем же врачам, что и Сара — наркологам-реабилитологам. Значит, его подозрения были верны, и Уильямс все-таки лечится от зависимости. Роберт усмехнулся, еще раз перечитав газетный разворот и заказывая себе кофе. Пока официант не подал заказ, у него появилось время, чтобы подумать над ситуацией, гнев ослаб, позволяя мыслям течь плавно, без скачков. Итак, О’Коннел уверен, что Макклоски и Кавана мертвы. Так же, он уверен, что Томпсон действительно считает, что в их смерти виноват исключительно Роберт, а значит, если уж натравленные на него адские гончие не справились с задачей, то О’Коннел будет считать, что дело довершат в ЦРУ. Будет ли сам О’Коннел скрываться, или позвонит Томпсон под предлогом свидетельства против бывшего капитана? Скорее всего так и будет. Главное, чтобы дело попало в руки Томпсон, и на него не назначили кого-то ещё, иначе самому Роберту не выкрутиться — бюрократическая машина ЦРУ так же неповоротлива, как и скора на расправу. Последняя мысль прошила Роберта внезапно, словно раскаленная игла. От внезапного озарения он дернул рукой, сбивая на пол поданную чашку кофе. Чертыхнувшись, принялся спешно собирать с пола осколки, и неожиданно для самого себя ощутил острое дежавю: много месяцев назад он точно так же собирал осколки битой посуды в квартире по адресу Стэмфорд-Роуд, 37. Подоспевший официант принялся вытирать ароматную коричневую лужу, собирая ее тряпкой. Роберт, извиняясь за свою неуклюжесть, попросил счет.
«Встречай Рождество в плавках!» — ещё несколько секунд он смотрел на странную надпись на холодильнике, набросанную рукой Саманты. Что бы это могло значить? Намек на то, где её можно найти? Вполне возможно. Ещё раз скользнув по надписи глазами, щелкнул клавишей кофемашины, и на ходу раздеваясь, направился в душ. Стоило открыть в ванную комнату дверь, как его будто ужалила пчела — он остолбенел на пороге. Перед зеркалом на полке стоял знакомый пузатый флакончик духов из сиреневого прозрачного стекла. «Иклат-Дарпедж от Ланвин», прочитал Роберт золотистые буквы. Вот значит, как они называются. Горло будто сжала невидимая рука. Странно, он был уверен, что Натали вывезла все свои вещи, перебираясь в гостиницу. Присмотревшись, понял, что флакон совсем новый, а значит, что его вполне могла оставить Саманта в качестве подсказки. Умная девочка. Очень умная. Наконец, приняв горячий душ, Роберт позволил себе растянуться в постели. После долгого отсутствия, казалось непривычно буквально всё, начиная от горячей воды в душе, заканчивая хрустящим, заботливо накрахмаленным постельным бельём. Роберт задумался, растягиваясь на свежих простынях: с момента, когда он позвонил Саманте прошло всего-ничего — каких-то семь дней, и если она всё сделала верно, то уже должна быть в гостях у Натали. Странно, что та не упомянула в разговоре факта пребывания Саманты у неё, с другой стороны, Этвал можно смело считать профессионалом своего дела, и уж что-что, а исчезать из поля зрения, да ещё так, что даже опытный сыщик не сразу найдет, она научилась. Роберт, перекатившись с боку на бок, с непривычки никак не мог найти удобное положение: пять месяцев сна на чём придётся отучили его от комфорта, и даже ортопедическая основа матраса сейчас казалась изощренной пыткой. Наконец, найдя удобное положение, вернулся мыслями к двум девушкам. Кого имел ввиду О’Коннел, называя «маленькой подружкой»? Если Саманту, то найти её будет не так-то просто: ни Кавана, ни Беннер уже не помогают, а значит полагаться в добыче информации Флинну попросту не на кого. По крайней мере, не на кого, кто был бы в этом настоящим специалистом. Роберт прикрыл глаза, продолжая делать расчеты в голове до тех пор, пока мысли не потеряли связность. Тело конвульсивно дернулось, проваливаясь в тяжёлый глубокий сон…
Утро хмурилось в окна небольшого двухэтажного домика, заглядывая в гостиную сквозь полупрозрачные, украшенные мелкими цветами занавески. В комнате стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь лаем собак на улице, да далёким блеянием отары овец. Эту практически сельскую идиллию делала невыносимой лишь всё усиливающаяся тревога: Саманта искренне не понимала, почему отец не перезванивает ей в оговоренный срок. Повертев в руке смартфон, с надеждой взглянула на Натали. Та сидела в кресле, перелистывая страницу за страницей какого-то профессионального ежегодника для фотографов. Что, впрочем, всё равно выдавало её напряжённое состояние. Казалось, что она точно так же, как и Саманта просто ищет занятие, лишь бы отвлечься от беспокоящих мыслей. С момента приезда Этвал в доме не прекращались разговоры о Роберте и чувство давящего ожидания буквально давило со всех сторон. Это не могло не нервировать. Натали казалось, что мужчина в прямом смысле слова присутствует в её доме — на столько остро чувство беспокойства после рассказа Саманты царапало нервы.
— Сэм… Не смотри так на меня. Позвони ему сама,— не выдержала Натали, когда гостья в очередной раз перевела напряженный карий взгляд с настенных часов на экран смартфона, а затем взглянула в поиске какого-то ответа на неё.
— Не могу. Если Роберт прав, то может получиться, что я этим звонком всё испорчу.
— Думаешь, если тебе позвонит отец, то это что-то изменит? — искренне удивилась Натали. Саманта на миг задумалась.
— Ну, впрочем, да… — отозвалась она, уже набирая номер телефона отца. Короткие гудки известили её, что линия занята.
Буквально в следующую секунду смартфон в руках ожил, огласив большую светлую гостиную дома противной трелью. Саманта моментально ткнула в кнопку ответа.
— Папа! Ну, сколько можно, я волнуюсь за тебя!
