Закончив, я вытерся и, закрепив полотенце на бедрах, поспешил к своему шкафчику. Но едва не споткнулся, натолкнувшись на Дензила и… в первое мгновение мне показалось, что зрение меня обманывает, потому что рядом с ним не могла стоять Мия. Но вот же она здесь, безумно смущенная и взволнованная. Но по ней не похоже, что он затащил ее сюда тем же способом, которым усадил меня ранее на тренажер.
— Ой, Тай! — Мия испуганно вскрикнула, отодвигаясь от одетого по пояс Лонга, который с нескрываемым интересом изучал меня из-под густых ресниц. Его светло-голубые джинсы так низко сидели на узких бедрах, что вот-вот грозили соскользнуть вниз. — Мы не думали, что здесь кто-то еще остался, — стала оправдываться девушка, но, поняв, как двусмысленно это прозвучало, едва не прокусила губу от напряжения. — То есть мы случайно столкнулись в коридоре, и Дензил попросил меня намазать ему спину заживляющей мазью. Он ударился во время тренировки.
Господи, святая простота! Едва не заскрипев зубами, я изобразил на лице понимающую улыбку.
— Все в порядке, тебе не нужно мне ничего объяснять, — я решительно преодолел разделяющее нас расстояние, забрал у нее из рук тюбик и кивнул на дверь. — Я сам. Тебе лучше здесь не задерживаться, чтобы не провоцировать слухи.
— Ой, а я и не подумала, — пролепетала Мия, старательно отводя от меня глаза. — Я тогда пойду. Спасибо тебе большое! Еще увидимся, — махнув рукой, она с нескрываемым облегчением выскочила за дверь.
Как только мы остались одни, я всунул мазь не ожидавшему такого и потому растерянно принявшему ее Дензилу, и молча направился к шкафчику. При этом успел отметить быстрым взглядом, что с его спиной все в полном порядке. А вот с головой явные проблемы.
— Эй, ты обещал мне помочь, — раздался из-за спины насмешливый и чуть хрипловатый голос.
— Иди к черту.
Я был взбешен и не выбирал выражения. Но, несмотря на бушующие эмоции, не забыл об осторожности и быстро натянул боксеры, не снимая полотенце: я не собирался устраивать ему бесплатный стриптиз.
Сзади громко вздохнули. Как мне показалось — слегка разочарованно.
— Да ладно тебе, не злись. Я… О, у тебя на плече здоровенный синяк, — с удивлением заметил Лонг, прервавшись на середине фразы.
Расслышав шуршание за спиной, я строго предупредил:
— Стой, где стоишь.
Шум прекратился.
— Как хочешь. Моя мазь все еще при мне, — раздался его полный интимности, искушающий голос.
— Тебе понадобится, когда будешь «трахать мозг» кому-нибудь еще, — съязвил я.
Все выглядело так, как будто я отказываюсь от самого дорогого в мире подарка.
— Как хочешь. Я просто… — Лонг в очередной раз подвис и не издал ни звука за все то время, пока я натягивал джинсы и свитшот. Потом, когда настала очередь кед, милостиво продолжил: — Я просто немного пошутил над малышкой Мией. Она все еще такая доверчивая, что грех не воспользоваться.
Я хлопнул дверцей пустого шкафчика и, резко развернувшись, подлетел к нему. Ткнул в голую грудь пальцем, стараясь не пялиться на налитые мускулы, темные соски и пресловутый кулон на шнурке. За такой пресс можно и убить. В данном конкретном случае — его обладателя, чтобы потом спокойно похоронить под этими каменными кубиками.
— Только попробуй ее обидеть, и я сотру твои яйца в порошок.
Откинув голову назад, Дензил раскатисто рассмеялся. Но его глаза оставались холодны, напоминая никогда не тающие ледники в океане.
— Я могу расценивать твои последние слова как приглашение на ужин?
— Нет, как один из возможных вариантов развития событий, если ты продолжишь манипулировать Мией назло мне.
Его губы изогнула циничная улыбка.
— Не лезь не в свое дело. Мия у нас девушка совершеннолетняя.
— Я предупредил, — твердо сказал я, не собираясь отступать.
Лонг хладнокровно пожал плечами.
— А я ответил.
Отправив мазь метким броском в корзину для мусора, он подхватил свою красную футболку-поло с логотипом Ральфа Лорена и вышел за дверь, оставляя последнее слово за собой.
Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Есть перехотелось, а вот кофе мне был жизненно необходим. Потому что ничего крепче, чтобы успокоить нервы, мне пока не светило.
Глава 5
Нашим хореографом-постановщиком, к моему удивлению, оказалась женщина. Ее звали Элизабет Митчелл, ей было шестьдесят два года, но выглядела она максимум на пятьдесят. Одетая в плюшевый спортивный костюм коричневого цвета, она, будучи маленького роста, напоминала белку: такая же, на первый взгляд, хрупкая, но безмерно подвижная и энергичная. Нашу встречу она, против ожидания, начала не с практики, а с демонстрации видео-презентации на тему техники движения и его воспроизведения через части тела, при этом делая акцент на психологической составляющей и постепенно переходя от более простых примеров владения собственным телом к более сложным. Нам пришлось изображать животных, птиц, природные явления, профессии, разные виды борьбы — перед этим мы просматривали видео, но также ориентировались и на память, иногда импровизировали.
Дополнительно миссис Митчелл очень много рассказывала о пластике и танце, его умении отражать борьбу, но при этом выглядеть красиво и экспрессивно. И наоборот — представляла борьбу как сочетание танцевальных элементов: в некоторых культурах у борцов при выигрыше было принято изображать победный танец, у других он практиковался в качестве разминки непосредственно перед началом схватки. Что-то мы уже знали, а что-то явилось своего рода открытием. Например, я никогда не задумывался о том, что танец — это не только язык тела, самовыражение, способ снять эмоциональное напряжение, но и средство избавления от мышечных блоков, потому что наши страхи и переживания не исчезают бесследно, а оседают в мышцах и, не имея иного выхода, нарушают работу тела, заковывая его в «панцирь».
В конце миссис Митчелл попросила нас изобразить танец с невидимым партнером, объясняя это оттачиванием универсальности, а именно умения разделять в себе того, кто ведет, и того, кто подчиняется. Со стороны это все выглядело крайне комично, потому что, во-первых, если не брать во внимание танцующих с невидимками людей, сама музыка отсутствовала. И, во-вторых, вид танца нигде не оговаривался. Из-за этого мы все выглядели более чем странно, двигаясь вразнобой в тишине круглого зала: многие сразу отдали предпочтение вальсу, как самому простому, женской половине же оказались более близки современные направления, такие как сальса, румба и меренге. На их базе сейчас было модно строить групповые фитнес-тренировки, которые так любили посещать девушки.
К этому времени я уже почти полностью отрешился от неприятного осадка, вызванного утренним происшествием и последующим инцидентом с участием Дензила сначала на спортивной тренировке, а потом и в раздевалке. В самом начале я еще старался незаметно наблюдать за ним и Мией, но вскоре расслабился: слава богу, она вела себя как ни в чем не бывало, не выглядя влюбленной дурочкой, которой вскружило голову внимание популярного парня. Да и сам Лонг не был замечен во флирте и демонстрировал привычную вежливую холодность.
В какой-то момент мне удалось настолько успокоиться, что я растворился в танце, плавно двигаясь под медленный фокстрот, поэтому не сразу обратил внимание на все чаще и громче повторяющиеся смешки. Даже миссис Митчелл заулыбалась. Оказалось, что Дензил тоже танцевал фокстрот, отзеркаливая мои движения, и со стороны выглядело, как будто мы танцуем вдвоем.
Сохраняя внешнюю невозмутимость, я перешел на танго. Лонг тоже. Я испробовал последний стиль, более-менее мне знакомый благодаря бабушке, которая в детстве водила меня в школу танцев — джайв. Но Дензил с легкостью повторил и его. Все вокруг уже откровенно смеялись, остановившись и не сводя с нас глаз. Тогда я решился на крайний шаг: стараясь не засмеяться, я принялся исполнять лайтовую версию стриптиза: провел рукой по волосам, опустил на грудь, живот и выгнулся в пояснице, имитируя волну. Опустившись на колени, уперся в пол вытянутой назад рукой и томно изогнулся под свист и громкие аплодисменты аудитории, намеренно опустив часть с раздеванием: какой бы дружелюбной не казалась наша наставница, вряд ли бы она оценила проявление излишней сексуальности, тогда как целый час убеждала нас в значимости внутреннего воспитания, которое, вне зависимости от исполняемой роли, не позволяет актеру переступить тонкую грань между живой игрой и излишней театральностью.
