Мой невыносимый телохранитель
1 глава
Тимур распахивает дверь в мою комнату резко, входит в неё стремительно, совершенно не беспокоясь одета я или нет.
Чёрт, надо было дверь закрыть изнутри! А теперь поздно — Тимур внутри и прогнать его вряд ли получится.
— Собирайся, — рявкает, а я забираюсь на кровать и отползаю подальше. Плевать, что в кедах, в одежде прогулочной — сейчас во мне лишь протест и нежелание подчиняться.
— Не поеду я с тобой никуда. Не хочу. Не заставишь!
Всеми силами пытаюсь добавить в голос льда, но Тимур всё ближе. Большой, грозный, злой до крайности. Его скулы сжаты, челюсть каменеет — никогда его таким не видела и немножко боязно.
Кажется, я его довела окончательно.
— Элла, это приказ твоего отца. Он не обсуждается.
Каждое слово чётко отделяет от другого, в каждом властные ноты. Тимур говорит с весомыми паузами, и мне бы послушаться, потому что так правильно, только рядом с ним я сама на себя не похожа.
— Я не хочу слушать его приказы!
— Придётся.
— Тимур, я останусь с ним. А вдруг его убьют? Не хочу уезжать, хочу ему помочь чем-то.
— Ты ему поможешь, если сейчас без лишнего писка поднимешься и поедешь со мной.
Мотаю головой, меня накрывает тенью. Тимур упирается коленом в кровать, на которой я лежу. Наклоняется, а мне больше некуда отступать. Я в ловушке: за спиной стена, впереди Тимур, и вот-вот моему хрупкому детскому сопротивлению сломают хребет.
Тимур подавляет своей силой и превосходством, от которых у меня всегда мурашки по коже. Но я сопротивляюсь — не хочу быть послушной куклой.
— Элла, это не шутки, — меня обдаёт его горячим дыханием, хотя Тимур и не пытается нарушить моё личное пространство. Только всё равно нарушает: своим запахом, голосом, взглядом. — Тебе грозит опасность, смертельная опасность. Я единственный, кто может тебе помочь.
О смертельной опасности, которая мне грозит, я слышу уже несколько дней. У отца большие проблемы, и мне нельзя оставаться в этом доме, потому что в любой момент сюда может нагрянуть человек, нанятый врагами нашей семьи. Никто не знает, на что он будет способен, окажись я на его пути.
Отец боится, боюсь и я.
У меня хватает мозгов понять, насколько это всё серьёзно, но я не хочу никуда ехать именно с Тимуром. Не могу. С кем угодно другим, но не с ним. Он… мне нельзя оставаться с ним наедине. Я не смогу. Боюсь, что рано или поздно проболтаюсь о своих чувствах и тогда…
Он не любит меня. Я ему даже не нравлюсь. Наверняка кажусь ему глупой и досадной мошкой. Раздражаю — это видно даже сейчас, по хмурым бровям и тяжёлому взгляду, в котором больше усталости и нежелания со мной возиться, чем чего бы то ни было. Но он обещал отцу, что спрячет меня, пообещал помочь, потому и не плюнул на мои фокусы до сих пор.
В его взгляде нет теплоты, о которой я так мечтаю, и от осознания своей глупости хочется забиться в самый дальний угол и не высовываться.
Моя первая любовь — напрасная. Но и не любить не получается.
— Элла! — Тимур не выходит из себя, не кричит и не требует. Но в его голосе столько давления, что инстинктивно сжимаюсь. — Шутки кончились. Тебе придётся поехать со мной, — повторяет и, подхватив меня на руки, прижимает к себе.
Я не могу устоять: обвиваю его мощное тело руками и ногами. Схожу с ума от его близости, теряю самоконтроль.
Тимур — самый красивый мужчина из всех, кто мне встречался в этой жизни. Единственный и неповторимый. Сильный. Самый лучший.
— Поцелуй меня, тогда поеду, — выдаю очередную глупость.
Уверена: сейчас он рассмеётся мне в лицо. Сбросит с рук, как досадное недоразумение, обложит матюгами и просто уйдёт. Оставит одну. У отца много охраны, меня в безопасное место может отвезти любой. И пусть бы любой, не могу рядом с Тимуром быть, это унизительно. Терпеть его холодность — унизительно. Я три года терплю его игнор, больше, кажется, не выдержу.
Но он смотрит в мои глаза. Бесконечно долго, а моё тело вспыхивает огнём от его близости. Щёки пылают, жар стекает к груди, соски становятся невероятно чувствительными. Всего лишь взгляд, а у меня уже крышу срывает.
— Где ты взялась на мою голову, девочка-ромашка? — его голос грубый, хриплый. Никогда такого не слышала, не думала, что услышу. Не мечтала. Боялась мечтать. — Напросилась.
Он целует. Впивается в мой рот, проталкивает горячий язык, трахает им, владеет. Даёт понять, что в этой игре он — главный. Устанавливает границы. Я растекаюсь киселём. Стону в рот Тимура, царапаю его плечи, прижимаюсь к широкой груди крепче. На мне лишь тонкая спортивная майка и крошечные шортики, и эта одежда сейчас кажется лишней.
Ещё секундочку, пожалуйста. Ещё мгновение.
— Тимур, — выгибаюсь навстречу, а сильные руки ставят метки на моей коже.
Тимур кладёт меня на кровать, нависает сверху, такой большой и сильный. Самый любимый. Единственно любимый. Стремлюсь к нему навстречу, прогибаюсь в пояснице. Мои ноги на его талии, руки сжимают в кулаках чёрную футболку, хотят её разорвать.
— Пожалуйста, — из груди вырывается стон, жадные губы в поиске, ищут, стремятся поцеловать глубже, сильнее. Урвать ещё кусочек вдруг ожившей мечты.
А хронометр внутри отсчитывает секунды до взрыва.
— Мать его, — рыком из горла, стоном из глубины души.
Тимур теряет над собой контроль, а я плыву от его напора, растекають по кровати, расплываюсь озером под ним. Внизу живота пожар. Пламя, которое не хочется тушить. Хочется, чтобы было острее, сильнее, жёстче.
— Возьми меня… пожалуйста, трахни.
Господи, о чём я? Кто я? Лишь влюблённая дурочка, о чувствах которой правая рука моего отца даже не догадывается. Я идиотка, но я так сильно хочу, чтобы Тимур был со мной. Пусть всего лишь на пять минут, но со мной. Моим.
— Ты сумасшедшая, — горячим выдохом в мою шею. Страстью по нервам. Наждаком по коже. — Нам нельзя, ты же понимаешь это?
Его голос на редкость спокойный в этот момент, а во взгляде тёмных глаз миллионы вопросов. Но я подаюсь вперёд, трусь грудью, выгибаюсь, предлагаю себя.
Как последняя шлюха, но я так люблю его.
— Я люблю тебя, Тимур, — выдаю то, что боялась озвучить вот уже три года. Я пьяная от его касаний, смелая, влюблённая.
Ничего не контролирую. Просто хочу этого мужчину, как никого и никогда. Только его и хотела, только с ним и хочу. Потом обязательно пожалею, но так хочется говорить об этом.
— Блять, — рычанием у уха, и влажные горячие губы на виске. Рука на горле, подчиняющие, подавляющие. — Я же не сдержусь.
— Не сдерживайся, Тимур. Не надо, — почти умоляю и обхватываю ногами его бёдра. Смыкаю их крепче на талии, толкаюсь вперёд. Плюю на все правила приличия, на то, что нас могут застукать. На всё плюю, лишь бы Тимур никуда не уходил. Лишь бы так и оставался диким, необузданным.
Моим.
— Ты глупая. Ничего не понимаешь.
Тимур целует меня. В этом нет нежности —лишь желание доказать, как я неправа. Предупреждение, предостережение. Опасность.
— Я не глупая. Я люблю тебя. Ты же хотел меня спасти? Спасай. Только сам, не потому что папа попросил.
Тимур рычит, кусает мою шею. Срывается с тормозов, несётся вперёд, позабыв о долге, предназначении, обо всём на свете. Целует горло, покусывает губы, бормочет что-то нечленораздельное в мой рот.
Но вдруг отстраняется, смотрит на меня туманно и испытующе. Сама себе кажусь разбитой вдребезги, но с честью принимаю этот ментальный бой.
С Тимуром я не всё согласна.
— Ты хотела, чтобы я всего лишь поцеловал? Поцеловал. Теперь поднимайся и пойдём. Пора в дорогу.
Вздрагиваю. Такая резкая смена настроения. Стена между нами снова плотная, толстая, сложенная в ширину из тысячи кирпичей. Непробиваемая.
— Надо уходить, Элла. Пора. Если тебе дорог твой отец, не создавай ему проблем, — и чуть подумав, добавляет: — Себе тоже не создавай.
